Из дыры, служащей единственным входом в камеру, доносились странные звуки. Слабые, тихие, но постепенно усиливающиеся. Тот, кто их издавал, приближался. Во тьме замерцал огонек. По каменному полу цокали копыта, а тишину подземелья время от времени нарушало яростное блеянье.

- М-мээээ!!! М-мээээ!!!

Кащей мгновенно догадался, что за тварь бродит по подземельям. И когда из проема показалась заросшая рыжей шерстью лапа, держащая огарок свечи, он уже твердо знал, кто перед ним. Рикирал дак, топорогрудый сатир. В целом похож на своего дальнего родича, когда-то в изобилии водившегося в рощах Пелопоннеса, но гораздо, гораздо опаснее.

Рикирал дак саженного роста, густо покрыты шерстью, морда - среднее между козлом и человеком, на голове кривые рога, сзади длинный хвост. Почти так же выглядят и обычные сатиры, только ростом помельче. Но у рикирал дак есть и два серьезных отличия. Во-первых, длиннющие когти на руках. Во-вторых, топоровидное лезвие, торчащее из груди, - за него топорогрудые и получили название. Еще их порой именуют саблегрудыми (кылыч тёш) или железногрудыми (темир тёш). Рикирал дак чудовищно сильны - в бою они обычно просто хватают врага и прижимают к груди, рассекая грудным лезвием надвое.

Обычные сатиры вымерли уже очень давно. И до сего дня Кащей полагал, что и рикирал дак тоже больше не существует. Однако ж выходит, что один еще остался…

Хотя этот явно очень старый - топорогрудые живут долго, сто тридцать лет и больше, но все же не вечно…

- Как твое имя? - холодно спросил Кащей, разглядывая отряхивающееся от пыли чудище.

- Мм-мээээээ!!!! - бешено взревел рикирал дак, оскалив заостренные клыки. Да, с такими зубками кушают обычно не травку… - ММММ-ММЭЭ-МММЭЭЭЭЭЭЭЭ!!!!!

Бессмертный царь почувствовал слабый зуд в ушах. А ведь перед ним отнюдь не обычный рикирал дак! У этого племени, как и у простых сатиров, есть особый дар - некоторые из них могут своими воплями внушать панику. Когда такой «одаренный» блеет во всю мощь, от него все разбегаются - птицы, звери, люди… Даже трава порой поникает и жухнет. Лучше всех это умел великий Пан - бог-сатир. От него и пошло слово «паника»…

Кащея эти вопли, само собой, не проняли. Но даже он что-то почувствовал - каково же пришлось бы на его месте простому человеку?! Сошел бы с ума, не иначе. А то и скончался бы на месте.

- Не так уж много было на свете рикирал дак, способных внушать панический ужас, - безразлично произнес Кащей, разглядывая рогатого. - Я знаю их всех по именам. Ты Абануаю?

- М-мэк! - буркнул рикирал дак, ужасно удивленный, что человек в цепях остался столь невозмутимым после его крика. - М-мэк!

- Ты Мезиль?

- М-мэк!

- Ты Очокочи?

- М-ма! - утвердительно кивнул рикирал дак.

- А, так это ты пытался снасильничать Ткаши-мапа? - вспомнил Кащей.

- М-ма! - гордо ухмыльнулось чудище.

Как и простые сатиры, рикирал дак похотливы и распутны до безобразия - гребут под себя все, что движется. Женщин, мужчин, детей, животных - всех подряд. Сатиры предпочитали охотиться за нимфами. И рикирал дак разделяют их вкусы - в лесах и горах Кавказа тоже водятся эти прекрасные девы-божества. Так, Ткаши-мапа была красавицей-оборотнем, богиней лесов и животных. Впрочем, тоже не безгрешной - немало охотников стали жертвами ее чар…

- М-мммэээ… - задумчиво проблеял Очокочи, оглядывая Кащея. - М-мммээээ…

Цокая копытами, он прошелся взад-вперед, кое-как прилепил оплывшую свечу к одному из скалящихся черепов, и с любопытством потыкал Кащея пальцем. Под нажимом острейшего когтя сизая кожа прорвалась, потекла черная кровь. Очокочи брезгливо поморщился - та дрянь, что наполняла вены царя нежити, источала нестерпимое зловоние.

- Мм-ммэк! - рявкнул он, приблизив козлиную морду к лицу старика. - Ммм-мак! Мэ?…

- Не думаю, что тебе понравится, - равнодушно ответил Кащей. - Но если хочешь - проверь.

- Ммм-ма! - фыркнул Очокочи, втягивая воздух широкими ноздрями.

Рикирал дак подался вперед… отшатнулся… снова приблизился… снова отступил… И в конце концов челюсти сомкнулись на руке Кащея. Клыки-бритвы с легкостью отхватили добрый кусок плеча.

На козлиной морде отразилась задумчивость. Чудище пережевывало кровоточащее месиво с той же флегматичностью, что обычные козы - траву. Кащей взирал на это с полнейшим равнодушием - уродливая рана уже успела бесследно раствориться.

- Ммм-м-ммэээээк!!! - заревел Очокочи, распробовав как следует. - Ммм-мммэээээк!!!

Изжеванный мясной шмат, сочащийся черной кровью, вылетел из пасти, словно стрела, и впечатался в стену. Крохотные глазки топорогрудого налились кровью, на губах выступила пенная слюна. Плоть бессмертного царя на вкус оказалась хуже любой тухлятины - такое не станет жрать даже самый отпетый падальщик.

Взбешенный рикирал дак принялся рвать прикованного пленника когтями и грудным лезвием. Кащей невозмутимо висел, нисколько не протестуя. Раны срастались едва ли не быстрее, чем Очокочи их наносил.

Спустя некоторое время чудище утомилось и уселось на пол, тяжело дыша и утирая пот. Кащей по-прежнему взирал на него с полнейшим равнодушием.

- Мм-маак! - тоскливо выдохнул Очокочи. - Мм-мааа!

- Да, мне это уже говорили, - согласился Кащей. - Ты не первый, кто пытается меня прикончить. И, полагаю, не последний.

- Мммэээ! - фыркнул Очокочи.

- Все равно ничего не получится. Я бессмертный.

- Мэ?

- Да, как боги. Даже больше.

- Мм-мэ? Ммма-м-мммэ?! - жадно уставился на него старый рикирал дак.

- Ты угадал. Мое имя - Кащей, сын Вия.

- Мммэээээээ?! - с надеждой загорелись глаза Очокочи. - М-маааа!

- Сначала освободи меня, а там посмотрим.

Очокочи порычал, попыхтел, но потом все-таки нерешительно дернул одну из цепей. Потянул сильнее… сильнее… сильнее… еще сильнее и… упал навзничь. Цепи тихо зазвенели, словно насмехаясь над неудачливым сатиром.

Рикирал дак бешено зарычал и начал носиться по пещере, бодая стены козлиными рогами. Кащей взирал на это с каменным безразличием.

Через некоторое время Очокочи все же успокоился и вновь принялся за работу. Выдернуть или разорвать цепи ему так и не удалось, но после долгих усилий он хотя бы сумел вытащить костыль из груди Кащея. Из рваной дыры хлынула черная кровь, но уже через несколько мгновений буйный поток унялся, а впалая стариковская грудь зажила, приняв свой обычный вид.

Топорогрудый сатир взвесил вырванный костыль на ладони, отбросил его в сторону, что-то невнятно проблеял, махнул мохнатой рукой и уселся в углу. Рогатая голова устало клонилась на грудь, ссутуленные плечи подрагивали от перенапряжения. Старый рикирал дак еще раз что-то мекнул, а потом растянулся на холодном полу и прикрыл глаза.