зубов сделало бы любого из них заложником банка. Но пока, кажется, все были при своих зубах, а потому – свободны.

Кто-то предложил сменить тему. Сменили. Стали вспоминать отпускные поездки. Ей было что рассказать, но не удалось – готовила чайный стол, хотя недавно с мужем побывали в гостях у тётки Настасьи, на маленьком полустанке. Где пятьдесят душ живёт. У них в Гусиновской всё ещё русская печь – оплот существования: греет, варит, лечит. Удобства на улице. Холодильник и телевизор времён царя Гороха. Но работают исправно. Вещей мало. То, что носят каждый день – на вешалке при входе. Новьё и постельное бельё в горнице в сундуке, на котором спать можно. Остальные двадцать метров в зале застланы самодельными пёстрыми дорожками. На них Рыжик валяется. То тут растянется, то там. В другой комнате старинная кровать, прадедом сработанная, на всю семью хватит. Из украшений – цветы на подоконниках, да в красном углу икона с лампадкой. Ольга усмехнулась: поймёт ли кто её согласие с такой жизнью.

Припомнилось, как вручала гостинцы. Тётка Настя не раз всплёскивала руками:

– Ну куда столько, зачем деньги тратили! Много ли нам надо.

С халатом получилась загвоздка. Тёплый и красивый, он, видно было, тётушке понравился, да и впору. Не удержалась, померила. Сняла, аккуратно свернула, пододвинула на столе к Ольге.

– Ты, Оля, не обижайся, не могу принять. Шибко красивый. Подружкам тоже захочется. А им негде взять. Мы живём друг у друга на виду. Халаты может раз в два-три года в нашей лавке покупаем, или ещё где. Но они примерно у всех одинаковые. Не раздеты, ну и ладно. У нас на полустанке женская кучка образовалась. Собираемся через день: поём, рукодельничаем, носки да варежки, жилеты тёплые вяжем. Своим посылаем к зиме. Бывает в детский дом отдаём в райцентр. Дед так и служит путевым обходчиком. Хотя и перевалило за семьдесят. Денег от зарплаты до зарплаты хватает. Жизнь нынче сытая пошла, я уж хлеб разучилась печь. Привозного в достатке. Картоху свою едим. То с луком, то с салом, то с яешней, то с таком.

– Не забыла, как с таком? Вижу, помнишь: запекаешь её со шкурочкой, чтоб слегка треснула в печи, и уже на выходе махонький кусочек масла в трещинку, да несколько крупинок соли. Весь век ем – не нарадуюсь, какую пищу Господь дал! А то яйцо свеженькое по воскресеньям варим, тоже вкусно!

Деду в тормозок к картошке луку даю, сальца с чесноком маленько, да пол-литра молока. Видишь какой он у нас сухой, бегает по путям и поныне как лось. Вот только от бражки, вражий бес, отказаться не может. В субботу с мужиками в каптёрке причастится, и жди таракана нараскоряку. Не умеет пить смолоду. Чуть хмель попадёт, ум-то и пропадает. Идёт как матрос в качку да поёт: "Каким ты был, таким остался". Правда, только раз в неделю. До дома добредёт и обязательно присказку свою проорёт: "Где моё счастье? Там, где Настасья"!

Ольга от воспоминаний размякла, порозовела и забыла, зачем над ворохом мусора сидит. Спохватившись, собрала всё обратно, завернула. Дела быстренько закончила, позвала:

– Вань, ну как там наши?

– Проиграли! Время тянут.

– Оля, может, в нарды разок? Ты не устала? Подошёл, обнял, поцеловались. – Ты этими завёртками всех сразила. Горжусь! Наелись до отвала, винца попили, кости всем перемыли. Полный комплект удовольствия. Что возилась так долго?

– Ложечку серебряную потеряла.

– Нашла?

– Нет, Ванюша.

– Какие проблемы. Новую купим.

– Нет, Вань, ни новую, ни старую уже не хочу.

– Не понял. А искала-то зачем?

– Жалко её было.

– Иди, я расставил.

– Только одну, Вань, на победителя, завтра на работу.

– Посмотрим…

Назову тебя Надеждой.

…Новенький круизер «Коста Диадема» – драгоценная игрушка великана, длиной 306 метров, пока еще стоял у причала Савоны. На фоне темной воды и синих сумерек, возбужденные процедурой посадки люди, напоминали разбуженный муравейник. Они растекались во всех направлениях великолепного сияющего города. Вверх-вниз сновали бесшумные прозрачные лифты.

Уже вышли на многочисленные палубы самые проворные, чтобы попрощаться с родственниками. Полторы тысячи кают, изукрашенные оригинальными картинами, радующие новизной, дождались пассажиров, и началась веселая кутерьма приготовления к ужину. Усталость от хлопот и назначенное время заставляли спешить.

Живые ручейки веселых гостей наполняли семь ресторанов. В безупречной белой униформе приветливые стюарты и официанты на каждом шагу готовы были помочь. Царило настроение праздника в большой семье. Пока мы усаживались за свой стол я ощутила нежную волну луговых цветов c отчетливым запахом лилии. "Лили шик"! Аромат – точь-в-точь как у любимых "Голубых цветов" далеких студенческих времен.

Запах витал над женщиной с туго стянутым на макушке узлом волос и лицом настолько чистым и розовым, как будто она вышла не из ванной, а из самой зари. Рядом, явно любуясь подругой, легко ступал мужчина, немного напоминающий молодого клоуна Полунина. Его улыбка как зажигалка вызывала ответные.

Прощальный гудок возвестил начало путешествия. На всех корабельных картах, предназначенных для гостей, обозначился путь на Марсель. Команда круизера следовала заповеди заботливой и нежной матери: вначале накорми. Все его обеденные залы залиты огнями и начинены итальянской едой под завязку.

Публика в феврале под стать погоде – все больше уставшие от праведных трудов люди от 40 и до … Две холеные дамы дважды бальзаковского возраста изрядно на взводе, соединившиеся для устойчивости в позу сиамских близнецов, просили официанта доставить им шампанское и ужин в каюту немедленно – их громкий бессвязный разговор менеджер приглушал бархатистым мягким убаюкивающим голосом:

– Мадам, все сделаем как вы просите. Только крепко держите меня под руку.

Ужин проходил без спешки, многие фотографировали выход из гавани, наблюдали заход солнца, знакомились, обменивались первыми впечатлениями.

Официант усадил наших знакомцев напротив. Мужчина сидел лицом ко мне, женщина – спиной. Над ними витала любовь. Я уловила это. В тот миг, когда Артур, улыбнувшись, протянул Наде бокал и сказал «ч и и з»! – я уже знала всю их историю.

Наде сорок пять. Не очень красивая. Если честно: обыкновенной внешности, чуть подправленной искусством парикмахера. Она счастли-и-и-и-в-а-я до легкого головокружения! Обожающий взгляд друга румянит ее щеки, убыстряет речь, постоянно вызывает легкий раскатистый смех, замирающий на перекате, и тут же тихой волной вздымающийся снова.

Ее друг обладает счастливой внешностью доброго и здорового человека без излишеств. Детское лицо, обрамленное мягкими кудрями, привлекает мгновенной сменой выражений. Сейчас он похож на доброго клоуна. Коротковатые ноги и манера ходить с развернутыми ступнями еще больше сближает его со сценическим персонажем. Настоящее сокровище Артура