С того момента, как они вошли в дом, Эйдан не проронил ни слова, и когда наконец они присели отдохнуть в гостиной матери Вероники, с окнами, обращенными в сад, Вероника увидела, как ошеломлен Эйдан.

– Красиво здесь, правда? Теперь ты понимаешь, почему я не продаю этот дом. Просто не могу.

Вероника была накрепко привязана к дому и ко всему, что он олицетворял в ее жизни – к ее детству, родителям, браку, хотя она и не жила здесь уже много лет. Попав сюда, Эйдан наконец понял то, чего никак не мог понять до сих пор.

– Это музей, – тихо произнес Эйдан, хоть почтительный Люк остался ждать их внизу. – Не представляю себе, как я мог бы жить здесь – хоть в детстве, хоть во взрослом возрасте.

Ему мгновенно вспомнился ветхий коттедж, в котором прошло его детство. Этот контраст подчеркнул все различия между ними, сверкнул в голове, как молния. У Эйдана закружилась голова, он был ошеломлен.

– Это особенный дом, – коротко объяснила Вероника.

Она не хвасталась, просто привыкла воспринимать его как дом. И Эйдан понял, кто она и какой была ее жизнь. Он был сражен наповал: Вероника держалась так скромно и непритязательно, что он и представить себе не мог, что она выросла в роскоши. И сразу становилось ясно, что она вполне может позволить себе содержать дом, в котором не живет. Каждый дюйм этого дома был в полном порядке. Наконец они вернулись во двор, Люк указал на крышу и объяснил, что случилось: проржавел водосточный желоб и разболталась черепица возле мансарды. Он опасался, что зимой крыша даст течь, хотя до сих пор этого удавалось избежать. Люк объяснил, что ремонт обойдется дорого, если менять кровлю целиком, а не частично. Вероника выслушала его и кивнула.

– Мне кажется, поменять надо все и сразу, – твердо сказала она, не желая, чтобы пострадал дом.

– Я знал, что вы так скажете. Совершенно с вами согласен, – закивал Люк. – Но без вас принять решение я не мог. Это большие деньги, – сокрушенно добавил он.

– Ремонт в доме тоже обойдется недешево.

Люк понимал это, и тем не менее старался экономить ее деньги, как только мог.

Вероника с Эйданом вышли в сад с ухоженными и благоухающими цветочными клумбами. Здесь были старые качели, на которых когда-то качались ее дочери. Побродив по саду и в последний раз оглядевшись вокруг, они прошли через двор, Вероника поблагодарила Люка, и они покинули дом. Эйдан, казалось, был близок к обмороку. Вероника решила, что старый дом полюбился ему с первого взгляда, и это порадовало ее. Внезапно Эйдан остановился на тротуаре улицы Варенн и уставился на Веронику так, словно видел ее впервые.

– Кто ты? – спросил он.

– Ты о чем? – она не поняла вопрос. Он показался ей бессмысленным.

– Вот о чем: кто ты такая, если выросла в таком доме и теперь тебе по карману просто содержать его, но жить в другом месте? Знаешь, где вырос я, Вероника? В лачуге, которую давным-давно следовало снести, с крошечной родительской спальней и постелью в гостиной для меня. Большую часть времени нам было нечего есть, потому что мой отец пропивал все деньги. Весь наш дом был меньше твоей ванной. На черта я тебе сдался?

– Я люблю тебя. И сожалею, что ты вырос в таких условиях, – с мукой в глазах ответила она. – Мне больно оттого, что в твоей жизни было столько плохого: твой отец, смерть матери, бедность… и не только. Но и мне бывало нелегко. Дело не в доме. Я люблю этот дом, мне повезло вырасти здесь, но это не отменяет нашу любовь друг к другу, Эйдан, – эти слова она произнесла с полной уверенностью.

– В твоем мире мне нет места, – мрачно заключил он. Оба зашагали по улице. У Эйдана был измученный вид.

– Ты влюблен не в мир, а в женщину, а я влюблена в тебя. Мне нет дела до того, что у тебя есть и чего нет.

– Мне от тебя ничего не нужно, понимаешь? – он снова остановился и почти закричал ей в лицо, не заботясь о том, что подумают прохожие.

– Конечно, – тихо подтвердила она.

– Все это время я думал, что деньги были у твоего бывшего мужа и он проявил щедрость, когда вы расстались. Но ведь это твои деньги, так? Все было твоим – этот дом, шато… а он тоже был богатым? – Эйдан казался настолько взвинченным, что Вероника поняла: сейчас его не успокоить никакими словами. – Почему же ты мне не сказала?

– Я думала, что будет слишком некрасиво заявлять, что деньги были у меня. Отвечаю на твой вопрос: у Пола не было ничего. Но это меня не волновало. В сущности, вскоре стало ясно, что именно поэтому он женился на мне. Ну и пусть. Я любила его, у нас родилось трое детей. Не деньги делают меня такой, какая я есть.

– Как бы не так! – закричал он. – Ты же всю жизнь прожила вот так, у тебя было все, ты понятия не имела, как существуют бедняки!

– Но почему ты обвиняешь меня в этом? Я несу ответственность за то, что у меня есть. Я отдаю деньги, чтобы помочь людям. Почему я должна чувствовать себя виноватой в том, что мои родители были состоятельными людьми? Зачем ты меня винишь?

– Надо было сразу сказать мне! – рявкнул он, срываясь с места. – Тогда между нами ничего бы не было. Это же немыслимо! Твои дети решат, что я охочусь за твоими деньгами.

– Рано или поздно они поймут, что это не так. А я ради детей не собираюсь отказываться от нашего будущего. У них своя жизнь, а я имею право на собственную. Ты хороший человек, Эйдан. Я люблю тебя. Но это несправедливо – обвинять меня в том, что мне принадлежит этот дом и что я жила здесь, когда была ребенком. Неужели для того, чтобы стать порядочным человеком, я должна была спать на полу и голодать? Почему? Ты считаешь, что только тебе принадлежит эксклюзивное право на порядочность, потому что ты терпел лишения, а я выросла плохим человеком, поскольку у моих родителей имелись деньги? Но какое это отношение имеет к нам?

– Ты просто не можешь понять меня, – зло отрезал Эйдан.

– В таком случае напрасно ты вытащил меня из-под колес «Феррари» и ходил за мной по пятам в Венеции. Мы имеем право быть вместе, если нам так хочется. И дело вовсе не в богатых и в бедных. Главное – два человека, которые любят друг друга, и мне нет никакого дела до того, в богатстве или в бедности ты вырос, – да, мне жаль, что твое детство было безрадостным, но имущество, которое у тебя есть сейчас, меня не интересует.

– Само собой! Ты же богата. Зачем оно тебе? Ты – воплощение всего, что я ненавидел всю жизнь.

– А если ты ошибался? Если все-таки существуют и плохие бедные, и хорошие богатые? И незачем удивляться этому.

Не ответив, Эйдан ускорил шаг, и ей пришлось прибавить ходу, чтобы догнать его. Он заговорил вновь, только когда они подошли к дому. Стоя под окнами квартиры Вероники, он с несчастным видом повернулся к ней.

– Хочешь, я уйду? – предложил он.

– Конечно, нет! Проблема не во мне – в тебе. Господи, Эйдан, когда же ты повзрослеешь? Ладно, итак, у меня есть деньги. И что? Если по этой причине ты не можешь любить меня, проваливай к чертям.