думая только об опасностях и ничего не слыша извне, что сейчас подумал: А ведь я каким-то образом упускаю эти чувства. И редкий миг совместных переживаний.

– Я бы с радостью посмотрел вместе с тобой, – произнес он.

Она посмотрела на него. Улыбка скользнула по губам.

– Ну, у тебя важная работа по астронавтам. А я ж обычная лунная геологиня, я чисто по приколу там. – Она жадно куснула сэндвич и запила его остатками пива. – А долить?

Он полез в холодильник. Лора бросила в рот огурчик, продолжая говорить:

– …как миссия?

Он принес пиво. Лора, руководившая селенологической частью миссии, обязана была узнать о смерти Люка и предстоящей высадке первой женщины на Луне. Все же он набрался духу, прежде чем заговорить, и пожалел, что сейчас положит конец ее чудесному состоянию.

От услышанного у Лоры глаза полезли на лоб:

– Люк мертв? Убит в космосе? Какой… ужас! Слов нет. А ты в порядке?

Каз пожал плечами. Кивнул. Лора добавила:

– Ну, кажется, мы на эти темы уже беседовали вечером после гибели Тома.

Нахмурившись, она обдумывала последствия случившегося.

– План работы на поверхности придется полностью переделывать… – Она хмурилась все сильней. – Похоже, научная составляющая пострадает.

Каз опять кивнул:

– Ты права. Завтра мы новый график должны представить. Чтобы Чад смог сам управиться, ну, на крайний случай при минимальной поддержке космонавтки Светланы.

– Ну, это хоть что-то, – сказала Лора. – Первая женщина на Луне.

Они мгновение помолчали, воображая себе это, затем Лора неожиданно зевнула до ушей. Поморгав, она произнесла:

– Усталость дня нагоняет. – Встала и унесла к раковине тарелку и недопитое пиво. Повернулась и посмотрела Казу в глаза: – Я, пожалуй, под душ сбегаю. А ты меня встречай, когда выйду.

34

Кремль

Виталию Калугину нечасто доводилось бывать в Кремле. Еще реже его туда вызывали на срочное совещание.

Кремль физически расположен недалеко от его кабинета в КГБ: всего-то пятнадцать минут пешей прогулки с Лубянки мимо витиевато украшенных куполов-луковок собора Василия Блаженного на углу Красной площади, потом через главный вход для официальных посещений у Спасской башни. Тем апрельским утром в Москве он управился за двенадцать минут. Встреча предстояла важная. Он поднял глаза на большие башенные часы. 11:40. Он не опоздает.

«Кремль» значит «крепость», и от его стен из красного кирпича пятнадцатифутовой толщины так же веяло непоколебимой твердостью, как от этого названия. Виталий подошел к часовому у подножия башни с часами, показал свое удостоверение сотрудника КГБ, и его впустили. Он двинулся по дорожке под глубокими воротами, потом свернул направо.

Его всегда удивляло, какой пасторальной кажется эта крепость внутри стен. Распустились весенние цветы, длинная роща, каждое дерево которой было отмечено аккуратной табличкой в знак посвящения какому-нибудь советскому герою, зазеленела рано. Шум серой утробы огромного города внезапно показался чем-то далеким, а колоссальные просторы Матушки-России, где еще не растаял снег зимы, – почти воображаемыми.

Виталий опять посмотрел на часы, приближаясь к четырнадцатому корпусу, четырехэтажному бело-желтому секретариату Президиума Верховного Совета. Надо успокоиться! Он умышленно сбавил шаг, прежде чем пройти в широкие деревянные двери и подняться по каменным ступеням к залу совещаний.

Документы он нес в чемоданчике, а тот крепко сжимал левой рукой.

По меркам колоссальной, основанной на бумажном документообороте бюрократии весть разнеслась быстро. Ночной дежурный на Лубянке принял телефонный звонок, уточнявший, что у КГБ есть на космонавтку, старшего лейтенанта Светлану Евгеньевну Громову, и двух американских военных астронавтов, лейтенанта Майкла Исдэйла и майора Чада Миллера. Огромная каталожная система принялась пережевывать эти имена, замелькали карточки, следом – папки в лабиринтоподобных подземных хранилищах информации. Снимались фотокопии, определялись ответственные лица, распределялись распечатки. Когда утром Виталий прибыл на работу (а в кабинете он обычно появлялся рано), накопившуюся внутреннюю почту уже венчала папка с фамилией Миллера. К ней степлером был прикреплен красный листок с машинописным «СРОЧНО».

Виталий прочел сопроводительную записку, обдумал свои действия за первой чашкой чая, после чего принялся обзванивать абонентов, ранг которых с каждым разом повышался. Все это привело к настоящему моменту.

Дверь из коридора была открыта. Помедлив, он вошел в зал совещаний.

Окно во всю дальнюю стену протянулось от низких батарей до потолка, чтобы впускать в помещение побольше естественного света. Впечатление это слегка смазывалось унылым видом идентичного помещения на другой стороне маленького внутреннего дворика. На решетке радиатора стояли горшки с хлорофитумами – вкрапления натуральной зелени. Параллельно окну был установлен длинный стол. В зале никого не оказалось, если не считать молодой помощницы, расставлявшей перед креслами стаканы с водой и чашки с блюдцами.

Он подавил желание снова посмотреть на часы. Выбрал неприметное место в дальнем углу, поставил чемоданчик и отошел посмотреть в окно. Девушка поставила у стены рядом со входом столик на колесиках и безмолвно удалилась.

Виталий смотрел наружу, ловил взглядом солнечный свет, перебирал в уме детали, понимая, что этот день может стать рубежным в его карьере. Он почувствовал, как начинает колотиться сердце, и пристыдил себя. Да успокойся же!

В коридоре раздались низкие ворчливые голоса, и вскоре вошли трое. Группу возглавлял высокий полный человек в сером костюме, волосы его были аккуратно зачесаны назад над широким лбом, а глаза устало взирали из-за сильных очков в проволочной оправе.

Виталий был ошеломлен. Андропов! Председатель КГБ собственной персоной. Ходили слухи, что он скоро станет полноправным членом Политбюро. Что он здесь делает? По телефону сказали, что на встрече будет представитель высших чинов, но Виталий и не предполагал, что делом заинтересуется сам Юрий Владимирович. Боже мой! А я к такому готов?

Храня спокойное, подобное маске, выражение, он учтиво склонил голову:

– Добрый день, товарищ председатель.

Андропов вперился в него сквозь стекла очков:

– Калугин, да?

Виталий подтвердил:

– Да. Контрразведка, Второе главное управление. Виталий Дмитриевич.

Андропов кивнул в ответ:

– Садитесь.

Виталий сел.

Председатель КГБ занял кресло во главе стола и мотнул подбородком в сторону двоих спутников. Потом произнес преувеличенно четко, с интеллигентным выговором:

– Владимир Александрович Крючков. Владимир Николаевич Челомей.

Андропов исходил из верного предположения, что Виталию известны эти лица.

Виталий встретился взглядом с ними и снова кивнул в знак уважения. Крючков возглавлял Первое главное управление КГБ, отвечавшее за внешнюю разведку, ему подчинялось в том числе и подразделение Виталия. Челомей же руководил советской космической программой.

Крючков, на правах начальника Виталия, взял слово первым. У него было круглое лицо с высоким лбом и боксерским носом.

– Виталий Дмитриевич, пожалуйста, сообщите нам о состоянии дел. – Он назвал Виталия по отчеству, словно равного по должности, помогая тому преодолеть неловкость.

Виталий перевел дух. Умные, многоопытные,