Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно снова сработало то, что я слишком долго молчала. Или что вернулись самые преданные молчаливые уши на свете, в которые можно было транслировать свой поток мыслей бесконечно.
К вечеру я снова решила справиться о его самочувствии.
— Я не знаю, что насчет водки с медом... Но пару раз я натыкалась на странного вида бутылки здесь. Ото всех несет чем-то невероятно крепким, и выглядит оно, как самодельное. Думаю, никто и не заметит, если мы разопьем одну. Что скажешь? И горлу твоему получше будет.
Бутылка спиртного, что я достала из кладовой, была пыльной и темно-бордовой на вид. На дне даже виднелись какие-то ягоды. Уж не знаю, каким оно было на вкус, но я все же разлила содержимое по кружкам, забираясь с ними к Альку прямо на диван.
Чуть ли не впервые за день он воодушевился, поднимаясь.
— Ух ты, настоечка… Похоже, её в северных странах по всему свету гонят.
Сделав глоток, Альк слегка поморщился. А я впервые видела, как он реагирует на алкоголь в принципе.
— Тебе крепко будет, — фыркнул он, наблюдая за тем, что я тоже поднесла свою кружку ко рту.
Ну вот еще.
— А я расту, учусь, пробую...— усмехнулась я, тоже делая глоток и после этого выпадая из жизни на несколько секунд.
Ну кто вообще может пить такую дрянь?!
— Беру свои слова обратно, — вздохнула я, переливая бесцеремонно все содержимое своей кружки в кружку Алька. — Пить это невозможно. Такое ощущение, что все горит теперь внутри... Ужас.
— Нет уж, — забрав у меня пустую кружку, Альк перелил в нее это жуткое пойло обратно. — Ты собираешься ехать в Польшу, надо научиться пить. Тем более, что ты хочешь подружиться с моей сестрой. А она пьёт похлеще меня. У неё опыта в этом побольше.
— А тебе понравилось, как я посмотрю. Что же, сегодня твоя очередь надраться до беспамятства. Одобряю. Может, тебе приготовить что-нибудь?
Впрочем, я уже так уютно облокотилась боком на Алька, что вставать совершенно никуда не хотелось. Сам же он так же расслабленно откинулся на спинку дивана, делая еще глоток.
— Рано пока для еды. Готовить становится веселее, когда ты уже пьяненький.
— Было бы из чего готовить, — вздохнула я. — Там у нее в кладовой вообще что-то странное, я даже не решилась этого открывать. Какие-то овощи в стеклянных банках, навроде наших маринованных яиц... Я и приготовленные овощи не сильно люблю, а здесь они в маринаде. Канадцы — странные люди. Что вот например самое странное ты ел в своей жизни? На твоей родине водится что-нибудь этакое? Я вот однажды в детстве ела начос со вкусом острого перца. С тех пор не переношу острое, потому что семилетнего ребенка никто не предупредил, как от еды бывает больно.
Альк посмотрел на меня с усмешкой во взгляде.
— Тяжело тебе придётся в Европе... Да ещё к тому же в бывшей стране СССР. Это называется закатки. Некоторым даже нравится. Но, как по мне, слишком уксусные штуки. А вот компоты — это тема. Особенно вишнёвый. Помню, было за удачу, если в стакан ягоды попали. Ты мякоть с них объедаешь, а потом можно косточками бросаться.
Пока он говорил, мне пришлось зажмурить глаза, задержать дыхание и сделать еще один глоток, чтобы не отставать от Алька. Второй был таким же омерзительным, но пошел несколько легче. Чтобы перенести отведенное мне самой же и придуманное страдание быстрее, я сделала тут же еще один. Глядишь — так настойка быстрее закончится.
— Самое странное... Да не пей ты так. Ты должна сразу проглотить, чтобы на язык не попало. И тогда будет кайф от того тепла, что в груди разливается. А то ты так постоянно плеваться будешь.
Словно подавая пример, Альк и сам отпил из своей кружки.
— Самое странное для меня — это тушёная капуста. Вонючее извращенство. Старые квартиры, в которых ремонт не делался с советских времён, именно ею и пахнут.
Я рассмеялась, пытаясь вместе с тем изобразить наигранное отвращение.
— Звучит отвратительно. И все, что ты говоришь про Советы... Стыдно признать, мое скудное изучение истории не касалось этой страны. А Польша тоже была в стране Советов, да? Я только по фильмам видела. Ну знаешь, те, где русские такие типичные злодеи, мексиканцы едят тако, а американцы всех побеждают ради справедливости и свободы. Мой отчим тоже был из таких придурков. Жуткий расист, помимо всего прочего.
— У Польши болезненная история. Я тебе как-нибудь покажу её на деле, когда приедем. Меня тоже водили в этот концлагерь. Оставил он неизгладимое впечатление. Зато сразу проникаешься историей.
Я постаралась отхлебнуть из кружки алкоголя так же, как мне показал Альк. Сразу глотая, не успевая даже почувствовать вкуса. Правда вот, от третьего такого большого глотка подряд меня тут же замутило.
— Похоже, придется пытаться подружиться с твоей сестрой другими средствами, — сказала я, отставляя кружку. А потом добавила уже серьезнее: — Это так здорово, снова иметь возможность поговорить с тобой. Дотронуться до тебя... Обнять. Только теперь понимаю, как мне этого не хватало.
Альк же в ответ лишь сделал еще один большой глоток и его взгляд замер, цепляясь за всполохи огня в камине напротив. Я же залюбовалась в этот миг им самим. Его еще более заострившимися скулами после недели одиночества в лесу… Болью во взгляде, что плескалась в его глазах все время. И в то же время — странной мягкостью, которую я раньше не замечала. Особенно в то мгновение, когда Альк скользнул свободной рукой мне в волосы, несколько неловко растрепывая их. И в следующую же секунду — мягкость в лице парня приобрела более весомые очертания, когда он прикрыл глаза и прислонился щекой к моей макушке, вынуждая меня замереть.
Он сам ко мне дотронулся и первым проявил ласку. Совсем как тогда... Кажется, что это было вечность назад. На деле же — прошло всего три недели. Но насколько они должны были быть долгими, чтобы события до казались теперь такими далекими?
Вместе с замиранием сердца на меня тут же