– Тогда главного…

– И главного нема, – подхватил другой матрос.

– Вот что, товарищи анархисты, пропустите меня, я сам разберусь.

– А кто тебя держит? – сказал первый матрос.

– Шукай Беркута, – добавил второй.

Товарища Беркута – чернявого, вихрастого, в кожанке, с портупеей, маузером и кинжалом на поясе – Сергей застал в гостиной. Огромный камин, отделанный зелёным змеевиком, тёмно-коричневая дубовая резная мебель, винтовая лестница, ведущая на второй этаж…

Пол затоптанный, грязный. На фундаментальном столе, который с четырёх сторон поддерживали лежащие львы, на замасленной газете остатки еды, раскрытые банки консервов.

Товарищ Беркут был бодр, охотно отвечал на вопросы. В завершение спросил:

– И что у вас там, во Франции? Скоро революция? А то махнём за милую душу, поддержим. Опять же, международная солидарность.

– Да, конечно, – неопределённо ответил Сергей, надеясь, что помощь этих товарищей французам не понадобится. – Можно пройтись по вашему дворцу?

– Положим, дворец категорически не наш, а народный.

– Но занял его ваш отряд.

– Экспроприация. Мы и есть народ. Хватит, пожили в халупах да бараках. Вымели поганую буржуазную нечисть из дворцов. Теперь всё в нашем народном распоряжении…

У Сергея промелькнуло: хозяев-то вымели, а сами намусорили, пол не подмели… Усмехнулся, но промолчал.

– Короче, чтоб тебя, товарищ, тут не обидел кто ненароком, – продолжал Беркут, – пошли совместно. У нас по Москве немало имеется очагов анархии.

– А что вам мешает объединиться?

– Имеются идейные расхождения. Есть у нас коммунисты, а есть индивидуалисты. Опять же, синдикалисты. Мы, к примеру, чернознаменцы. А есть ещё безначальцы… Анархия, брат, мысль будоражит. Знаешь, как бражка бродит до поры, а как созреет, гони чистый самогон… Это я так, для аллегории… Думаешь, только у нас так? У большевиков, эсеров тоже, кто слева, кто справа, а кто и сам по себе.

– Но если такие сложности в Москве, то и по всей России, по-видимому, то же самое. Как могут объединиться анархисты разных направлений?

– Нет, товарищ, направление у нас общее. Держим курс на вольное общество, без власти над свободной личностью.

– А как вы относитесь к большевикам?

– Конкретно наша группа не против большевиков. Конечная цель у нас общая – коммунистическое общество Но кое-где пути расходятся. Может, и столкнуться придётся.

– А есть ли у вас какие-нибудь сведения из Екатеринославля? Там сейчас австрийцы и немцы, но в округе, кажется, власть у анархистов.

– Нечётко формулируешь, товарищ. Анархисты не берут власть. Мы её отменяем. У нас в Гуляйполе товарищ Нестор Махно организовал свободные сельские коммуны. На данный момент ситуация там тяжёлая.

– Я собираюсь направиться туда. Хотел бы заручиться поддержкой ваших коллег, единомышленников.

– Надёжной связи с ними не имею. На данный момент присутствует у нас один серьёзный товарищ, недавно оттуда. Пошли поищем, если не ушёл.

Они двинулись по лабиринту комнат. Все помещения заполнял тяжёлый запах казармы: едкий махорочный дым, оружейное масло, подкисшие и подопрелые портянки, несвежая одежда. Впрочем, нынешние обитатели никаких неудобств, пожалуй, не ощущали.

Заглянули в комнату, которая, по-видимому, была будуаром. Несколько солдат чистят оружие. В соседнем помещении девушки и юноши разбирают листовки, пишут плакат.

На широкой парадной лестнице установлен пулемёт. В маленькой комнатке возле телефона сидит строгая женщина в чёрном. Тут же залихватский матрос, сверкающий оружием и золотыми коронками.

В дальних апартаментах обстановка иная. Разношёрстная публика, прокуренный воздух с ароматом сивухи. Дым, как говорится, коромыслом. На столах огрызки, объедки, бокалы, бутылки; пол в шелухе. Из бокового полутёмного помещения слышны игривые повизгивания. На столике под торшером режутся в карты. Тут же драгоценности, золотые монеты.

В углу в полутьме, поблёскивая глазами, сидел начинающий лысеть худой мужчина средних лет с аскетичным лицом и мрачным взглядом.

– Вот и он, – сказал Беркут. – Товарищ Марин.

– Товарищ Беркут, – произнёс, не вставая, Марин. – Тут у вас не анархия, а натуральный бардак.

– Ну, это мы враз устраним, – ответил спокойно Беркут. Вытащив маузер, он трижды выстрелил в потолок. Все в комнате замерли, а из соседней донёсся испуганный женский визг. В дверь заглянули встревоженные лица.

– Братва, – ни на кого не глядя, сказал Беркут, – чтоб через четверть часа тут повсюду установился революционный порядок. Что насвинячили – убрать. Вернусь, произведу ревизию к чёртовой бабушке.

…Марин и Сергей вышли на улицу, продолжая разговор. В основном говорил Марин.

По его словам, в Екатеринославской губернии благодаря Махно началась третья революция. Российский крестьянин приобрёл самостоятельность и готов защищать свою свободу от господства капитала и государства. Австро-германские оккупанты долго не продержатся. Сейчас они грабят Украину, вывозят хлеб, скот, птицу. Сотни эшелонов. Крестьяне восстают против произвола. Бунты жестоко подавляют. Но в конце концов народ победит.

– А как складываются ваши отношения с большевиками?

– Как у Троцкого в Бресте, – усмехнулся Марин. – Ни мира, ни войны… Есть надежда, что наша революция переживёт новый период. Кто составляет в России большинство? Крестьяне. У кого меньше всего свободы? Опять же у крестьян. Первый переворот произвела буржуазия. Второй произвели рабочие, солдаты, матросы. Настал черёд крестьянской революции. Она и есть анархическая. Была над крестьянином тройная власть: царь, церковь, помещик. А какая власть нужна крестьянину? Никакая. Нужны крестьянину земля и воля. Вот почему разворачивается третий и последний период революции – крестьянский…

Они прошли мимо небольшой толпы митингующих. Молодой человек, по виду студент, размахивая руками, горячо что-то доказывал. Марин хотел было подойти поближе и, возможно, произнести речь, но раздумал. Покачал головой:

– В городе крестьянский вопрос туго понимают. Хотя этот парнишка, видать, из социалистов-революционеров… В общем и целом, центр бумажной революции.

Три вооружённых красногвардейца следили за порядком. Возле них благообразная старушка в чёрном платочке в белый горошек:

– Сыночки, а верно говорят, будто Ленина подменили? Того, мол, настоящего, убили давно.

– Ты брось, бабка, – отрезал один из красногвардейцев. – Ленин был и есть вождь мирового пролетариата.

– Мне недавно довелось видеть Ленина, – сказал Марин Сергею. – Его подменить никому не под силу.

– И что, налаживаются контакты с большевиками?

– Мы все вместе разрушаем эксплуататорский строй. Но дальше пути наши расходятся. Мы – за свободу народа, они – за власть пролетариата, а это значит, своей партии. В партии есть Центральный комитет, снова власть. В комитете – бюро: Ленин, Троцкий, Свердлов и Сталин. Тугой узел власти. Они не собираются отменять государство. Говорят, время не пришло. А время-то само не придёт.

– Мне кажется, – сказал Сергей, – что большевики реалисты, а вы идеалисты. Они исходят из текущей ситуации, а вы хотите сразу воплотить в жизнь свой идеал.

– Отвечу, как я понимаю. Мы – против власти партии. Нужна народная власть. Главный народ