Ханна держалась леса, граничившего со всеми домами вдоль Алкот-стрит. Девушка понимала, что ей не следует выходить на открытую местность, пока она не доберется до пересечения Алкот с главной улицей Ист-Эктона. Под деревьями почва была не слишком скользкой, и она могла идти довольно быстро. Ей пришлось остановиться только один раз, когда ее халат зацепился за какой-то колючий куст.

Похоже, ее никто не преследовал.

Это из-за Джудит? Наверное, они уже внесли ее в дом или вызвали «скорую». Ханна не слышала сирен, поэтому можно было предположить, что женщина, упав, всего-навсего потеряла сознание. Все случилось так внезапно — наскок из темноты, хватание за волосы. Впрочем, девушка понимала, что нужно сосредоточиться на настоящем.

Лес впереди начал редеть; деревья уступили место полю, на котором летом дети играли в софтбол. Ветер повалил часть бек-стопа, а проволочное ограждение покрылось льдом. Через улицу виднелся шпиль церкви Дарующей вечный свет Девы Марии, сияющий в лунном свете.

Ханна была на полпути от пустынного перекрестка, как вдруг услышала, что со стороны Алкот-стрит в ее сторону движется автомобиль. Низко пригнувшись, девушка метнулась за церковь и пересекла сад, примыкавший к приходскому дому. Затем она осторожно обошла каменную скамейку, на которой летом отец Джимми в первый раз принял у нее исповедь, и спряталась за большим кустом гортензии, ставшим для нее временным убежищем. Несмотря на то что на Ханне было несколько слоев одежды, холод уже пробирал ее до костей.

Перед приходским домом остановился «мини-вен». Выпрыгнувший из автомобиля Маршалл несколько раз с силой нажал на кнопку дверного звонка, отступил на шаг и стал вытирать ноги о коврик. На втором этаже зажегся свет, и спустя пару минут дверь открылась. Между спустившимся вниз монсеньором Галахером и нежданным посетителем завязался короткий разговор.

В какой-то момент Ханне показалось, что монсеньор хотел пригласить Маршалла в дом, но мужчина энергично замотал головой и показал на свои ручные часы. Он все больше волновался. Монсеньор по-отцовски похлопал его по плечу: «…Мои глаза и уши открыты… Положитесь на меня…» — «Очень любезно с вашей стороны. Спасибо большое».

Они обменялись рукопожатием, старый священник закрыл дверь, а Маршалл вернулся к «мини-вену». Ханна смотрела, как свет задних фар автомобиля постепенно отдаляется от нее, и лишь после этого решилась вылезти из-под гортензии. Через боковое окно ей было видно, что монсеньор с кем-то разговаривает в коридоре, и она поняла, что отец Джимми тоже встал. Вскоре свет в коридоре погас.

Не успела Ханна подумать о том, что они пошли спать, как в задней части дома, где находилась кухня, включили свет. Девушка осторожно прокралась туда. Отец Джимми как раз совершал набег на холодильник, когда она привлекла его внимание, легко постучав в наружную створку двойной двери. Казалось, стук застал его врасплох, но он быстро успокоился.

— Мне можно войти? — спросила она шепотом через дверное стекло.

Он приложил палец к губам и указал наверх. Этот жест, как она поняла, должен был означать, что комната монсеньора находится прямо над кухней, поэтому следует сохранять тишину.

Щеки девушки покраснели от холода, а свет лампы в кухне придавал ее волосам золотой оттенок. Ханна была так оживлена, так взволнована, что создавалось впечатление, будто она только что вернулась с катка. Ему хватило мгновения, чтобы понять, что ее эйфория рождена страхом. Ханна была одета, как бездомная, а банный халат, служивший ей в качестве пальто, порвался.

— Мне нужно отсюда уехать, — прошептала она. — Вы мне поможете?

Взяв девушку за руку, отец Джимми провел ее через кухню, и они спустились в подвал, который служил хранилищем для поломанной мебели, старых церковных скамеек и треснувших скульптур.

Воздух здесь был холодным и затхлым.

Только теперь отец Джимми заговорил с ней:

— Что случилось?

— Разве монсеньор не объяснил вам?

— Он только сказал, что приезжал мистер Витфилд и искал вас здесь. Между вами и Витфилдами якобы произошла ссора, вы расстроились и убежали. Долгое время вы не возвращались, и они стали сильно за вас беспокоиться.

— Беспокоиться? Да им плевать на меня. Они убили бы меня сию же минуту, если бы не ребенок. Они заперли меня в спальне, словно заложницу.

— Успокойтесь, Ханна. Не стоит так преувеличивать.

Даже осуждая ее поступок, Джеймс спрашивал себя, почему он с ней так резок. Ведь он верил каждому ее слову.

— Перестаньте относиться ко мне как к какой-то взбалмошной, неуравновешенной девушке. Я была права, что подозревала их. У меня нет доказательств, но я уверена. Они сами мне все вчера рассказали.

Священник почувствовал, как ком подкатил к горлу.

— Что они вам рассказали?

— Вы подумаете, что я сумасшедшая. Я в этом уверена. Никто не принимает меня всерьез, но мне все равно. Я должна убраться отсюда и спасти своего ребенка. Они скоро придут к вам, надеясь найти меня здесь. А я-то рассчитывала на вашу помощь…

Она хотела уйти, но отец Джимми встал перед лестницей, загородив проход.

— Просто расскажите мне, что вам стало известно. Пожалуйста.

Неожиданно Ханна обнаружила, что не в силах произнести ни слова. Она обняла свой живот и стала покачиваться из стороны в сторону, а с губ ее срывался тихий стон. На глазах у нее появились слезы. Джеймс приблизился к ней и взял за обе руки. Девушка положила голову ему на грудь и горько разрыдалась.

— Что они сказали? — пробормотал он, чувствуя, как ее мягкие волосы касаются его губ.

— Они сказали… что я была избрана. — Ханна чуть подняла голову. — Избрана быть сосудом для второго пришествия.

Позже отец Джимми не сможет описать то чувство, которое охватило его подобно океанской волне, которая накапливает мощь перед тем, как обрушиться на пловца, и бросает его туда-сюда, проходит сквозь его тело, так что на какой-то момент они становятся одним целым. Никогда раньше он не испытывал подобного. У него закружилась голова, и подвал, казалось, на секунду исчез.

Когда же все кончилось и к нему вернулось сознание, Джеймс увидел перед собой лицо Ханны, чьи голубые глаза смотрели прямо на него. Это было самое прекрасное лицо, которое он когда-либо видел.

«Иисус умер. Иисус воскрес. Иисус придет к нам снова».

Высоко подняв потир над головой, отец Джимми цитировал вслух таинство веры, а разношерстная паства, нашедшая в себе силы встать рано и прийти на утреннюю службу, повторяла за ним. В это воскресенье прихожан было меньше, чем обычно, что объяснялось ненастной погодой и все еще скользкими дорогами из-за прошедшего прошлой ночью дождя, поэтому некоторые голоса выделялись среди остальных, отчего слова звучали вразнобой и казались ему потертым ковром, на котором местами еще сохранились яркие махровые пятна.