Еще с тех времен, когда он был простым министрантом, отец Джимми говорил себе — и другим, если кто спрашивал, — что его дом — церковь. Он чувствовал в ней свое призвание подобно тому, как чувствует свой врожденный талант художник, доктор или учитель. Для него не существовало сомнений, альтернативы этому или спасения от этого. Джеймс каждый день говорил Господу спасибо за то, что тот вселил в его сердце такую уверенность.

А теперь случилось это.

Его взгляд скользил по лицам смотрящих на него людей. В одних виделась скука, в других — страстное желание просвещения. Но были здесь и те, которых просто привела сюда укоренившаяся привычка. Как бы они отреагировали, если бы он вдруг выступил вперед и объявил, что второе пришествие уже почти случилось? Сказал бы, что Иисус вновь войдет в этот мир и принесет спасение всем униженным и угнетенным? Изменились бы их жизни в мгновение ока или же они с безразличием перекрестились бы и пошли домой к своим бессмысленным телепередачам или на надоевшую работу?

Закончив службу, отец Джимми вернулся в ризницу, в которой уже был монсеньор.

— То, что произошло вчера, стало для меня полной неожиданностью, — сказал старик, доставая из шкафчика мантию, а Джеймс начал снимать свою. — Не могу утверждать, что не думал, что подобное может случиться. Ты что-нибудь слышал о той девушке?

— Простите? — переспросил его отец Джимми, наполовину сняв мантию через голову.

— О той девушке, Мэннинг. Ты о ней ничего не слышал?

Молодой священник стал приглаживать волосы руками, чтобы выиграть время для ответа.

— Нет, не слышал. Совсем ничего, — ответил он.

— Нехорошая история получается. Думаю, мне нет смысла говорить тебе, чтобы ты сообщил о ней куда следует, если вдруг увидишь.

— Нет, монсеньор, я понимаю, — сдержанно произнес отец Джимми, а сам подумал: «Вот так и начинается падение. Сначала маленькая ложь, потом “нет, не слышал”. А дальше что?» Первая трещинка в цементном растворе, который не дает распасться кирпичной стене. Она едва заметна. К тому же стена ведь не падает? Но от второй трещины раствор раскрошится больше, и еще больше от третьей.

Он отдал свою бело-золотую мантию мальчику-министранту, который повесил ее в шкафчик.

— На сегодня все, Майкл, можешь идти, — сказал монсеньор мальчику и обратился к Джеймсу: — Знаешь, мистер Витфилд снова сегодня утром приезжал.

— В самом деле?

— Девушка до сих пор не вернулась. Ее не было всю ночь, и это в ее-то положении. Невероятно! Я посоветовал ему обратиться в полицию, если она не покажется в скором времени. Что могло случиться, чтобы вот так выскочить на улицу посреди ночи?

— Я… Я не берусь утверждать, но я уже рассказывал вам, что она боится этих людей. Вы запретили мне заводить об этом речь.

Монсеньор кивнул в знак согласия.

— Да, говорил. Но в свете происходящего я мог и ошибаться.

— Ну, она была ужасно… озадачена. Она боится за ребенка, которого носит под грудью. С самого начала ей очень сильно хотелось его оставить. И теперь, учитывая всю эту информацию, девушка боится отдавать ребенка в их руки.

— И как ей поступить правильно, по твоему мнению?

— Я, честно говоря, не знаю.

— У нее есть доказательства, оправдывающие ее подозрения? Или это… как бы сказать… чисто теоретически?

— Теоретически, монсеньор.

— А может, она все выдумывает? — Резкие нотки в голосе монсеньора Галахера свидетельствовали о том, что у него начало лопаться терпение. В ризнице сильно топили, и воздух обжигал ему ноздри.

— Нет, не думаю, что она выдумывает. Она их прямо спросила, и они подтвердили ее опасения.

Не такой ответ хотелось бы услышать монсеньору Галахеру. Иметь дело с иллюзиями нервной девушки и без того было нелегко. А если это не иллюзии, тогда последствия могут быть очень серьезными. Внезапно вспомнилась лекция, которую Джеймс пытался прочитать ему в прошлый раз.

— Но как им удалось добыть кровь Христа, ДНК или как ее там, которую, как ты считаешь, они использовали в своих целях?

— Я осмелюсь лишь предположить, опираясь на то, что читал. Сударум хранится под замком в крипте собора в Овьедо. Очень редко его выносят, чтобы показать верующим, и сразу же возвращают в реликварий. Семь лет назад, как раз в страстную пятницу, произошло нечто странное. У священника, который относил сударум в крипту, случился сердечный приступ со смертельным исходом, и реликвия в течение нескольких минут оставалась без присмотра. Этого более чем достаточно, чтобы успеть взять образец крови.

— Но об исчезнувшем куске платка нам стало бы известно.

— Необязательно, чтобы это был целый кусок. Сойдет и нить. Нужна всего лишь крупица. Ученые использовали узкую полоску, чтобы добыть образцы крови с Туринской плащаницы. Почему же такой трюк нельзя повторить и с сударумом? Вряд ли это кто-нибудь заметит.

— Значит, ты убежден, что с научной точки зрения это возможно?

— Более чем возможно. Я думаю, что это уже случилось.

Монсеньор Галахер провел пальцами по внутренней стороне своего воротничка. Почему завхоз так сильно включил отопление? В ризнице душно. Так и задохнуться недолго. По его шее катилась надоедливая струйка пота.

— Даже если все, что ты говоришь, — правда, то это не означает, что второе пришествие неизбежно. У нас нет никаких конкретных доказательств, что пятна на сударуме — кровь Иисуса. Эту историю передавали из поколения в поколение. Это — традиция. То, во что мы хотим всем сердцем верить.

— Сам Папа молился перед ним, — возразил отец Джимми.

— А почему он не должен был этого делать? Молитва никогда не навредит. А что, если это вовсе и не кровь Христа? Что, если это — кровь… ну не знаю, римского солдата, погибшего в битве, или средневекового авантюриста? Или просто кровь обычного преступника? Что тогда бедная девушка носит у себя в животе? Ведь рядом с Иисусом распяли двух воров, не так ли? Почему один из этих двоих не может переродиться?

Он заметил, что эти слова вызвали ужас у молодого человека и с его лица схлынула кровь. Старик не хотел быть с ним таким суровым. Джеймс все еще впечатлительный и во многих отношениях напоминает ребенка.

— Ради интереса предположим, что традиция в данном случае не врет, что действительно лицо Христа накрыли после смерти этим самым платком. Тогда все, что получится у этих людей, так это возродить Его оболочку, в которой Он пребывал во время своей столь недолгой земной жизни, то есть тело, от которого Он отказался. Ни в коем случае не Его дух, не Его душу, не Его божественность.

— Если, конечно, они не делают это по Божьей воле, как сами и утверждают.

— Ах, Божья воля! Сколько людей об этом заявляло и скольких людей это сбивало с праведного пути? — Тем не менее аргумент молодого преемника заставил монсеньора глубоко задуматься. Он опустил голову и, сам того не замечая, потер виски кончиками пальцев. Ожидая ответа, отец Джимми чувствовал себя неловко, но все не решался нарушить тяжелую тишину, которая воцарилась в ризнице.