— Примечать-то, оно, конечно, можно, — глухо заметил Григорий Панов. — Только где же тебя сыскать-то? Ты сегодня здесь, завтра там. Можешь через год явиться или совсем не приехать. А беззаконник ждать не будет!

— На этот случай подкиньте в золотоскупку с песочком простой камешек, какие вместе с золотом промываете, желтого цвета, размером не больше ногтя. Это мой знак.

— Как это, простой камешек? — удивленно переглянулись отец и сын Пановы. — Да нас же засмеют по всей округе: Пановская артель с золотом подкидывает шлам!

— Не засмеют, — хитро подмигнул Влас. — В этом и весь секрет! Ошиблись, мол, извини, Василий, более такого не повторится. А Васька об этом камешке никому из старателей не скажет, кроме меня.

— Васька Тихонов… это… — догадался Иван раньше отца.

— Ну, только об этом, понятно, знать лишние не должны. Да, Васька наш ставленник.

— А Мишка Стелькин?

— Мишка? — переспросил Влас и гневно прищурил глаза. — Нет. Этот фрукт не с нами. О нем разговор особый. Есть подозрение, что… в общем, этого вам знать не надо.

— Вон как! — удивленно покачал головой Григорий Феоктистович. — Ишь! А ведь никто из приисковых не знал об этом.

— И не надо никому лишнему знать. Не буду я вам о нем много говорить, незачем. А то, что знак с ним подать — верное дело! Он мне весточку передаст. Как? Неважно. Я буду рядом, как только смогу! Если с желтым камешком подкинуть зелененький, что в ручьях есть, тогда я буду не один, со мной карабаевцы приедут. Это на тот случай, когда нужна срочная помощь или облава по тайге. Все понятно?

— Да уж, куда понятней, — покачали головами сын с отцом.

— Вот, раньше бы это знать… — заметил Иван.

— Что раньше? Были встречи? — насторожился Влас.

— Вероятно, были, — подтвердил тот, — и коротко рассказал случай, когда Наталья Шафранова встретила около прииска незнакомца на скале.

— Однако, что же вы на него сразу потихоньку облаву не обрушили? — возмущению Власа не было границ.

— Не до того было. Она как на прииск вернулась, тут медведь на корову напал. Пока скотину отбивали, забылось все. Наталья мне только вечером о том мужике рассказала. Пошли мы с Лешкой Воеводиным проверить, а того, понятно, след ветром выдуло.

— Вон как… — разочарованию Власа нет предела. — Значит, и за вашим прииском следили. А что, она запомнила его в лицо? Может, кто-то из знакомых?

— Нет, знать не знает. Запомнить… Обычный мужик. С бородой, в куртке охотничьей. Коня запомнила!

— Коня? Какой он?

— Конь, говорила, редкий. Черный! Вороной! Высокий, со звездочкой во лбу.

— Вороной, говоришь? — будто что-то вспоминая, прищурил глаза Влас. — Действительно, редкой масти. У нас на приисках обычно все лошади рыжие, бурые и каурые. Есть, конечно, и черные, но они встречаются редко, по пальцам пересчитать можно. А со звездочкой белой во лбу — это хорошая примета! Тут сразу понятно, что это был не Иван Сухоруков. — И о главном: — Он ее видел?

— Нет. Он в это время на скале был, смотрел на прииск. Наталья тихо подошла, а как увидела коня и мужика, так же тихо вернулась.

— Ясно. А что же ты мне об этом при первой встрече не сказал?

— Разговора не было, вот и не вспомнил.

— А надо помнить! Вот это был тот случай, когда надо срочно камешки с золотом подкидывать. Оба камня: желтый и зеленый! Вероятно, они на ваш прииск нападение готовили, где-то рядом были. Если бы мы с карабаевцами на третью ночь пришли, глядишь, поймали бы кого-нибудь из них.

— На вторую ночь после этого снегопад начался, — напомнил Григорий Феоктистович.

— Даже так? В ночь большого снегопада они были на Балахтисоне. Гришка их прокараулил. — И своему напарнику: — Гришка! Был среди тех троих черный конь?

— Кажись, был, — наморщил лоб товарищ. — Он передовым шел, второй конь пестрый, черно-белый, а третий каурый…

— Про каурого мы знаем, — запоздало хлопнул ладонью по колену Влас. — Кабы в тот раз про вороного нам передали… Мы же в те дни тут, рядом были. Нашли бы! По следам нашли! Глядишь, всех троих на пороге и удалось бы словить!

— Кабы было у беды четыре ноги, ее можно было бы стреножить! — отчеканил Григорий Феоктистович старательскую поговорку. — Что в пустой ступе золото пестом толочь?!

Он встал с места и пригласил гостей за собой:

— Пойдемте в избу! Бабы третий раз обедать зовут. Щи давно простыли!

Как начало темнеть, Иван накинул полушубок на плечи, вышел из ворот, пошел вдоль улицы к Тишкиному дому. Стал подходить ближе, у ворот парни комарами толкутся, ругаются. Рядом девчата смехом заливаются, но никто в ограду Тихона не заходит.

— Что такое? Почему в карты не начинаете играть? — удивился он.

— А нас в избу не пускают! — хихикнула Вера Егорова.

— Кто это? Тихон, что ли?

— Зайди, узнаешь! — был ответ.

Не понимая, что происходит, Иван посмотрел на окна плотно зашторены. В домике свет горит, кто-то по избе ходит. Прошел Иван через ворота в ограду, толкнул дверь в дом — закрыта. Постучал, услышал ответ:

— Я же сказала, никого не пущу! — послышался голос Любы Ямской. — Идите отсюда! Что вам здесь, игральная изба?

Иван не поверил своим ушам, постучал еще: что за оказия? На его настойчивость щелкнул засов, дверь широко распахнулась и… Перед лицом Ивана пролетело полено. Едва увернувшись, он отскочил назад, за ворота! Среди молодежи — дружный хохот:

— Сыграл в карты? Остался в дураках? Не тем козырем сходил!

— Что за конфузил? По какой причине Любка войну открыла? — разводил руками Иван и тут же получил убедительный ответ.

— Женился наш Тихоня! Молодая жена порядок наводит!

— На ком женился? На Любане Ямской?!

— Да!

— Когда успел?

— Дык, сегодня ночью и успел! Когда мы по домам разошлись! — выступили девчата и наперебой с парнями стали рассказывать, кто что видел и знает. — Заночевала Любаня у Тишки. А утром идти домой стыдно посветлу. Мать за ней прибежала, хотела косу выдрать от позора, да Тихон заступился, сказал, что жить с ней будет!

— И что?

— Дык, вот, видишь, живут! Любаня Тишку в оборот взяла, порядок наводит. Все в избе прибрала, есть наварила, с коровой управилась, а теперь за нас взялась. Говорит: «Не будет боле вам здесь игральной избы да посиделок! Идите в другое место».

Иван все понял, поддержал товарищей, начал ругаться:

— Как можно? Надо было объяснить толком, что к чему, но не поленом же в лицо!

— Во, и мы про то! — гогочет Лешка Воеводин. — Тебе еще обошлось, увернулся. А Микишка Лавренов полено глазом поймал!