Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Необитаемый остров? Но секретное общество состоит из людей. Им нужно есть, пить, им нужен теплый дом…
Исидор следит то за горизонтом, то за навигатором.
Неожиданно молчание Исидора кажется Лукреции обидным.
– Почему вы не пришли мне на помощь, когда я одна дралась с четырьмя мужчинами? – спрашивает она.
– Агрессия – последний аргумент дурака.
– Эти поговорки меня бесят. Вы вспоминаете о них только тогда, когда вам удобно.
– Мне показалось, вам нравится колотить этих ребят, и я не стал портить вам удовольствие. Скажите спасибо, что я не встал на их сторону. Вы ведь сначала деретесь, а потом думаете.
Не верю своим ушам!
– Вы! Вы!..
– Да, я знаю, вы очень меня любите, но мы не можем быть вместе.
– Вы просто…
– Старый одинокий медведь. Я уже устал вам это повторять, но вы же ничего не хотите слышать. Поэтому следите за горизонтом. Скажете, когда появится необитаемый остров.
Бель-Иль остался позади. Голубая линия горизонта сливается с небом, они в открытом море. Они долго плывут, не видя ничего, кроме нескольких танкеров вдали.
Наконец Исидор замечает нечто, похожее на землю.
– Вот!
– Да там одни скалы!
– Именно то, что нам нужно.
Они причаливают, вытаскивают яхту на берег и начинают исследовать крошечный островок.
– Что мы ищем? – спрашивает Лукреция. – Подземный ход? Пещеру? Катакомбы? Фальшивую скалу из пластика?
Исидор обшаривает весь остров, словно геолог в поисках золотой жилы. Через полчаса он устало садится на песок.
– Здесь ничего нет, – объявляет он.
– Похоже, что ваша «женская интуиция» отказывает.
Исидор достает из рюкзаков несколько банок с консервами.
– Я вам не говорил, я ведь был лично знаком с Дарием, – неожиданно признается Исидор. – Нас познакомили мои друзья.
– Я думала, вы вообще не выходите из своей башни.
Лукреция разводит костер и начинает разогревать на огне банку телятины с фасолью.
– Я хотел с ним познакомиться. Его юмор мне никогда не нравился, но я понимал, что это влиятельный человек. Мне было интересно увидеть его в неофициальной обстановке. Все равно что увидеть президента, папу Римского или рок-звезду.
– Ну и как, он вам понравился? Конечно да! Он всем нравился.
Исидор хмурится.
– На той вечеринке было около трехсот приглашенных. Мне кажется, он любил такие праздники. Он устраивал их два раза в неделю. Собирал весь бомонд – известных журналистов, политиков, телеведущих, актеров, других комиков, топ-моделей.
– Короче, всех, кто шел потом за его гробом.
– Это был его двор. Двор короля «Шута Пятнадцатого».
– Хорошо сказано.
– Это сказал Пьер Деспрож. В своей передаче он рассказывал о празднике у Колюша и придумал скетч на эту тему.
– Ну, и что дальше?
– На блюдах лежали купюры по сто евро, рядом стояли таблички: «Угощайтесь». На других блюдах высились горы белого, словно мука, кокаина, на табличках было написано: «От всей души».
– Как щедро!
Лукреция достает фляжки с водой и предлагает Исидору.
– Я наблюдал за ним весь вечер, как наблюдают за хищником в зоопарке. Его брат не выпускал из рук камеру. Дарий пошел в туалет, а Тадеуш продолжал снимать, и он сказал ему: «Хоть там дай мне побыть в одиночестве!» Меня это рассмешило.
– Тадеуш снимал его двадцать четыре часа в сутки?
– Конечно. А все остальные ходили за ним по пятам. Как только он что-нибудь говорил, ну, например: «Передайте соль, пожалуйста!», все начинали смеяться и бормотали: «Гений!»
– И это его не раздражало?
Решив, что консервы разогрелись, Лукреция достает пластиковые тарелки, выкладывает на них еду и передает Исидору.
– Нисколько. Наоборот. Потом один из присутствующих решил рассказать анекдот про поляков. Ну, как бы косвенно польстить Дарию. Циклоп сначала сделал вид, что смеется, но после встал, сделал знак одному из телохранителей, те схватили парня и подвели к Дарию. И тот ударил его так сильно, что повалил на пол. Все промолчали. Мне кажется, он был очень обидчив. Он сам смеялся надо всеми, но не выносил, когда смеялись над ним или над его польскими корнями. Вот вам еще один парадокс: юморист без чувства юмора.
– Я не могу поверить, что Дарий делал что-либо подобное.
– О, это еще далеко не все. Одному своему приятелю он захотел подарить девушку, шведскую модель. А когда девушка отказалась, он надавал ей пощечин с воплями: «Выгоните вон эту ломаку!» Он впадал в ярость безо всякой причины. Я думаю, все его боялись.
– Вы точно ничего не выдумываете? Может быть, вы… пристрастны?
Рядом с ними на песок опускается чайка и внимательно смотрит на них.
– В тот вечер он хотел, чтобы выступил какой-то молодой талантливый комик, с которым он недавно познакомился. Парень начал свою миниатюру, но его никто не слушал. Тогда Дарий выхватил револьвер у телохранителя и выстрелил в потолок. Воцарилась тишина, а он завопил: «Вы что, никого не уважаете? Банда прихлебателей! Паразиты! Лизоблюды! Вы не видите, что мальчик из кожи вон лезет, чтобы вас рассмешить? А вы только жрете без зазрения совести и не обращаете на него никакого внимания! Смешить – это тяжелый труд! Вас не просят платить, вас просят просто заткнуться, но вам и это трудно сделать?»
– Мне кажется, он был прав.
– Наступила мертвая тишина. И молодой юморист продолжил свой скетч. И все смеялись, чтобы доставить удовольствие Дарию. Он был настоящий король. Шут Пятнадцатый, ведь он унаследовал трон Колюша, Шута Четырнадцатого.
– Он тратил деньги, угощал гостей кокаином и взамен требовал уважения.
В жизни не встречается абсолютно хороших или абсолютно плохих людей. У Дария, наверное, действительно был настоящий талант. Поэтому он возомнил о себе слишком много. Но, несмотря на это, он бесконечно уважал коллег.
А Исидор ведет себя честно, он предоставил мне как причины ненавидеть Циклопа, так и причины им восхищаться.
– Вот только Шут Пятнадцатый основал свое королевство на чужом достоянии – на анонимных анекдотах. Он вел себя подобно американским пионерам, которые украли земли индейцев, обнесли их колючей проволокой, повесили таблички и изобрели право собственности… Он не творец, а вор.
– Возможно, его талант состоял в том, чтобы с блеском представлять шутки, придуманные другими. Ведь комик больше актер, чем сценарист.
Исидор молча запускает ложку в банку с консервами. Лукреция настаивает: