неожиданно сказал Мишель, – она любит другого, Монах. Она хорошая девушка, зря ты забеспокоился. Хорошая девушка, которой я совсем не нужен… – он хотел сказать что-то еще. Помотав головой, Маляр нашел на столе сигареты. Щелкнула зажигалка, Гольдберг потрепал его по плечу:

– Может быть, оно и к лучшему, Маляр. Наливай, я поставлю картошку на огонь. Поедим, как в военные времена, вареная картошка и фуа-гра… – на кухне вспыхнула горелка. Гольдберг посмотрел на свое отражение в темном окне:

– Любит другого. Придумали себе что-то, старые дураки, и поделом нам… – протерев пенсне рукавом рубашки, он взялся за корзину с овощами.

Швейцария

Хрустящий снег брызнул из-под лыж. Ловко развернувшись, сдвинув на лоб солнечные очки, Адель помахала сидящим на террасе. Балкон выдержанной сосны опирался на колонны серого гранита. Шале опоясали блестящими в полуденном солнце окнами. К личному склону для катания вела широкая лестница.

В отдалении, среди сияющего простора, громоздились черепичные крыши и шпили деревеньки Лезен. На горизонте, даже без бинокля, можно было разглядеть семь пиков, венчающих альпийский хребет, повисший над узкой долиной Роны:

– Ваша жена отлично катается, месье Авербах, – швейцарец подлил ему джина с тоником, – я всегда говорил, что лыжи сродни музыке. Это не совсем спорт, это искусство… – он указал на бехштейновский рояль в гостиной, – творцы в нем преуспевают больше других… – Тупица усмехнулся:

– Вы правы. По крайней мере, нам хватило нескольких уроков… – закончив концерты в Цюрихе, по дороге в Женеву, они заехали в Гстаад:

– Арабы вряд ли катаются на лыжах, – заметил Генрик жене, – но мы в Швейцарии, нельзя упускать такой шанс… – вместе с номером люкс Тупица оплатил и услуги инструктора. Они с Аделью занимались по несколько часов в день.

Генрик захрустел жареными с солью и перцем орешками:

– Через три дня мы уверенно стояли на лыжах. Адель действительно молодец, хоть здесь и детский склон… – по словам швейцарца, склон устроили при возведении виллы:

– Для ежедневного катания, – весело сказал он, – но вообще вокруг одни черные трассы. Мы туда отправимся, – пообещал Генрику месье Вале, – когда приедут мои друзья. Нас ждет вечеринка с глинтвейном и спуск с факелами… – вечером из Женевского аэропорта на виллу дельца шла колонна лимузинов. Генрик отпил искрящегося на солнце джина:

– Арабы прилетают, человек десять, а то и больше. Месье Вале ждет и здешних гостей, впрочем, не только здешних… – швейцарец поддерживал обширные деловые связи:

– С Южной Америкой, с Африкой, – он повел рукой, – с местными консультантами, моими коллегами… – месье Вале забрал их в Женеве после концертов. Местный импресарио просил Генрика остаться:

– Вы знаете, как разлетелись билеты, – недовольно сказал он, – люди приезжали со всей страны, чтобы вас послушать. Зачем вам десять дней каникул? Достаточно и уикенда, как говорят американцы. Неразумно терять прибыль… – Генрик спокойно отозвался:

– Музыкантам тоже нужен отдых. Я обещал жене поездку, в горы, и я выполню обещание… – в горы их привез черный Lincoln Continental месье Вале:

– Я держу лимузин в Лезене, в личном гараже, – объяснил швейцарец, – дорогу на виллу часто заваливает снегом. В деревне мы пересядем на лендровер… – в Женеве, на берегу озера, расцветали нарциссы. Адель выходила к гостиничному завтраку в льняном костюме, цвета корицы, с ремешком крокодиловой кожи. Тупица носил американские джинсы и рубашку поло, с коротким рукавом.

В Лезене, в гараже дельца, их ждали дубленые куртки и кашемировые шарфы:

– Конец марта, а по ночам минус пятнадцать градусов, – Генрик поежился, – всего сто километров от Женевы на юго-восток, и еще десяток километров до шале, а мы словно на Луне… – Лезен лежал на высоте чуть больше километра. Вилла швейцарца спряталась в неприметной долине, среди опасных на вид, серых скал:

– Почти два километра над уровнем моря, – Генрик закурил, – неудивительно, что у нас кружится голова. Впрочем, за пару дней мы привыкли… – после обеда с запеченной олениной и рыбой из Женевского озера, они с Аделью порепетировали в гостиной, с дубовыми половицами и камином, тоже серого гранита. Они не знали, держит ли месье Вале на вилле прослушку:

– Все равно, надо быть осторожными… – напомнил себе Генрик, – мы с Аделью переговаривались только шепотом… – на репетиции они сделали вид, что разбираются в нотах. Склонившись над роялем, Адель водила пальцем по бумаге:

– Ты говорил, что месье Вале женат… – Генрик коснулся ее руки:

– Жену с детьми он держит в Лозанне. Это частная встреча, деловая, ты здесь единственная женщина… – Адель закатила темные глаза:

– Я и не сомневалась. Шейхи не потащат сюда гаремы. Впрочем, так лучше, у меня не будет соперниц… – Генрик погладил ладонь жены:

– У тебя их нет и быть не может… – теплые губы коснулись его щеки:

– Льстец. Но мне нравятся твои комплименты… – Генрик взял себе за правило ценить жену:

– Я сам человек искусства, я расцветаю от похвалы. Адель не столь талантлива, как я, однако она много работает, она очень трудолюбива… – Тупица репетировал по пять часов в день:

– Все считают, что мы только спим до полудня, обедаем в дорогих ресторанах и получаем гонорары, – хмыкнул он, – но я Адель вижу только в постели и то в полудреме… – в Лондоне, с концертами, оперой и гастролями, они не думали о таких вещах:

– Дотащиться бы до кровати, задолго после полуночи, – смешливо сказал себе Генрик, – какой секс, как выражается профессор Кинзи… – книгу он прочел. Тупица вспомнил, что Адель читала том, посвященный женщинам:

– Но в своих фантазиях я ей не признаюсь, – понял Генрик, – как она не скажет о случившемся в Сирии… – ему и не нужны были подробности:

– Я все отлично представляю, – он затянулся сигаретой, – в Бреслау подростки свободно о таком болтали. Я знаю, что происходило в лагерях после освобождения… – он старался не думать об этом:

– Лучше играть в карты или рулетку, – понял Генрик, – в Тель-Авиве, с той девицей, я потерял голову. С Аделью такого делать нельзя, а проститутки опасны, да я и не хочу ей изменять… – в Швейцарии, отдыхая между концертами, они разрешили себе, как говорил Генрик, расслабиться:

– Может быть, что-то получится с ребенком… – он взглянул на каштановые волосы жены, струящиеся из-под меховой шапочки, – но сейчас не лучший момент для ухода со сцены, пусть и на время. Адель на коне, ее называют надеждой британской оперы… – Генрик потушил сигарету:

– Если что-то случится на черной трассе, помощи ждать неоткуда. В Лезене есть больница, то есть больничка, но пока раненого довезут до Женевы, пройдет время. Впрочем, месье Вале утверждает, что его местные друзья опытные лыжники… – вертолетной площадки, как в Гстааде, в Лезене пока не завели:

– Место уединенное, – развел руками швейцарец, – до войны здесь стояли легочные санатории. Туберкулезники, если и ездили куда-то, то по узкоколейке. Но сейчас деревня растет, появились новые отели… – Лезен по виду оставался горной глушью:

– Apres-ski они проводят за игрой в бридж, – весело сказал Генрик жене, – танцев, как в Гстааде, не дождешься… – допив джин, он поднялся:

– У вас отличная обстановка, месье Вале… – пол гостиной устилали тигровые шкуры, – и даже здесь вы держите картины… – темные глаза Тупицы невозмутимо посмотрели на этюд Дега на стене. Месье Вале кивнул:

– В Лезене климат лучше, чем в Женеве. Для холстов полезен холод горной зимы. В Женеве слишком влажно… – он взял с мозаичного столика альбом телячьей кожи. Этюд и Генрик и Адель узнали сразу:

– Надо вести себя аккуратно, – велел Генрик жене ночью, – нельзя вызывать полицию, поднимать шум. Этюд из коллекции дяди Мишеля, но надо узнать, что еще хранится в рукаве месье Вале… – швейцарец подал ему альбом:

– Мой хороший друг, месье Ритберг, знаток искусства, проведет для гостей частный аукцион… – месье Вале откинулся на спинку кресла, – может быть, вас что-то заинтересует, месье Авербах… – первым номером в альбоме значился большой, яркий Гоген:

– Тоже из коллекции дяди Мишеля. Ладно, посмотрим, что это за месье Ритберг и откуда у него появились ворованные шедевры… – Тупица вернул альбом