Рана вмиг затянулась, а вот досада его, наоборот, возросла. Не может же он стоять столбом, пока они раз за разом пробуют его одолеть! Сложившееся положение вещей куда важнее этой схватки. Бой нужно кончать, и как можно скорее… пусть даже ранив кого-то из них, а то и обоих.

Ранив… или… или даже…

Ульдиссиан распрямился. Из зарослей в его сторону немедля полетела третья стрела, но на сей раз выстрел не застал Диомедова сына врасплох. Испепелив стрелу, его силы ударили в заросли – туда, где наверняка прятался лучник.

Под натиском его чар кусты и деревья впереди полегли наземь. Из джунглей донесся крик, однако голос был женским и звучал совсем с другой стороны.

– Нет! – вскричала Серентия, выпрыгнув из кустов, и вскинула руки.

Повинуясь ее жесту, поваленные Ульдиссианом деревья полетели в него.

Первые несколько он сумел отразить, однако тем временем Серентия сотворила новое копье и метнула оружие в цель. Чудом успев перехватить копье в считаных дюймах от собственной груди, Ульдиссиан с маху вонзил его острием в землю.

Под ударом копья земля вздыбилась, обернулась стеной высотою в полдюжины ярдов и сразу же затвердела.

В следующий миг на нее градом обрушились поваленные деревья, но, укрепленная Ульдиссиановой силой, земляная стена устояла. Грохот импровизированных снарядов вполне мог бы сравниться с ударом грома.

Прежде чем Серентия успела предпринять что-нибудь новое, Ульдиссиан повернулся к ней, хлопнул ладонью по воздуху, и дочь Кира, будто получив от него вполне настоящий удар, со стоном рухнула навзничь.

Переведя дух, Диомедов сын огляделся вокруг и, не почуяв поблизости иных опасностей, поспешил ей на помощь.

Серентия лежала пластом среди разоренного подлеска. Голова ее безжизненно склонилась на сторону. Поначалу Ульдиссиан испугался, уж не перестарался ли он, однако быстрый осмотр не выявил ничего угрожающего.

Купеческая дочь застонала, открыла глаза и увидела Ульдиссиана, склонившегося к ней.

Пожалуй, цветистой ругани, сорвавшейся с ее языка, позавидовали бы даже демоны. Разом вскинувшись, Серентия попыталась пустить в ход силу дара, но к этому Ульдиссиан был готов: все ее старания оказались напрасны.

– Серри, прошу тебя, успокойся, – пробормотал Диомедов сын, рассудив, что детское прозвище поможет развеять ее подозрения.

Действительно, на лице Серентии отразилось недоумение, однако настороженность тоже отнюдь никуда не исчезла.

– Я это, я, Ульдиссиан! Чем угодно клянусь!

– Нет… он говорил… и эту бойню в столице я видела собственными глазами. Он показал нам все случившееся… и объяснил, что виноват во всем дух Малика, кочующий из тела в тело и, наконец, вселившийся в твое!

– Врет этот ангел, – без околичностей ответил Ульдиссиан.

– Но… как же так…

Взгляд Серентии вильнул в сторону.

Появившегося за спиной Ульдиссиан почувствовал сразу же, однако даже не шелохнулся.

– Стреляя в упор, – проворчал бывший крестьянин, – ты, Ахилий, уж точно пристрелишь меня наверняка.

– Пусть только попробует, – раздался из темноты еще один, новый голос. – Я его живо отправлю обратно – туда, откуда пришел.

– Мендельн? – выдохнула Серентия.

Ульдиссиан с величайшей осторожностью, но в то же время как можно непринужденнее оглянулся назад. Да, он ничуть не ошибся: бледнолицый охотник стоял совсем рядом. К мертвому телу его прилипли несколько свежих листьев. На тетиве лука, готовая к выстрелу, покоилась еще одна стрела с припорошенным землею древком, однако встретившись взглядом с Ульдиссианом, его друг детства опустил лук.

За спиной Ахилия, держа костяной кинжал острием вниз, едва различимый во мраке, стоял и Мендельн. Загадочное оружие брата мерцало – неярко, словно луна.

– Мендельн, – прохрипел охотник. – Ты… ты просто не знаешь… в чем правда… Это не… это не Ульдиссиан! Это та… та самая тварь… Малик!

– Нет, это брат, – безмятежно ответил Мендельн. – Малика я ни с кем не спутаю, в каком теле он ни появись. На опыте проверено.

– Но…

– Ангел вас обманул, – вмешался в разговор Ульдиссиан. – Воспользовался вами, будто пешками.

С этими словами он освободил Серентию от невидимых уз. На протянутую им руку она взглянула с нешуточным подозрением, но помощь в конце концов приняла.

– Ахилий, по-моему, это в самом деле Ульдиссиан, – объявила Серентия. – Я больше не сомневаюсь.

Ее признание лишь разозлило лучника пуще прежнего.

– Он снова… снова едва не заставил меня… Я ведь тебя… чуть не убил!

Мендельн подошел к ним.

– Сдается мне, – добавил он, опустив руку с мерцающим клинком, – сама по себе смерть Ульдиссиана ангелу не нужна. По-моему, он просто сеет хаос, где только возможно, готовясь к прибытию Небесного Воинства.

Серентия с Ахилием воззрились на братьев в совершеннейшем изумлении.

– Какого еще Небесного Воинства? – спросил охотник.

И Ульдиссиан объяснил им все. Его рассказ потряс друзей до глубины души. Изумление на их лицах тут же сменилось ужасом.

– Весь мир? – воскликнула темноволосая девушка. – Так, что на свете никого… ни единой души живой не останется?

– Да, если Тираэль с ангелами победят. Стало быть… либо всеобщая гибель, либо род людской угодит в рабство к демонам… или к Инарию.

– Не может быть! Выходит, что б мы ни делали, все напрасно?

Ульдиссиан покачал головой.

– Нет, Серри. Я так не думаю. Я собираюсь драться до конца. Этот мир – наш, и ни Инарию, ни ангелам, ни демонам мы его без боя не отдадим!

– А что… а что же Ратма? – вмешался Ахилий. – Сумеет он… сумеет он склонить Инария к союзу? Возможно ли… возможно ли это вообще?

– А очень ли нам того хочется? – зарычал в ответ Ульдиссиан, неистово замотав головой. – Я думаю, затея Ратмы обречена, но ладно уж, пусть попробует… а нам тем временем нужно готовиться.

– К появлению ангелов, – заключил Мендельн.

Однако Ульдиссиан вновь покачал головой.

– Нет… нет. По-моему, в первую голову – к схватке с Инарием.

* * *

В Соборе Света Ратма еще не бывал, но слышал о нем немало. Да, слухи ничуть не лгали, но, невзирая на это, убранство Собора не произвело на него ни малейшего впечатления. Вся эта роскошь, все это великолепие были созданы отнюдь не во славу добра, а лишь в угоду отцовской мании величия.

Идущего мимо Древнего не замечали ни стражи, расставленные вдоль коридоров, ни даже старшие из жрецов. Переноситься прямо в святая святых Инария он не стал, ибо отец мог расценить это как непочтительность. В самом деле, никакого почтения к ангелу Ратма не испытывал, но лишний раз подчеркивать сие обстоятельство в данный момент полагал неразумным.