В конце тура «Fear of a Dark» я сидел в автобусе, идущем до аэропорта Нарита в Токио. Мы ехали домой, и это была очередная порция подпитывающего тщеславие успеха. Я попытался выразить беспокойство по поводу звучания и продюсирования наших альбомов, по поводу уверенности в нашей непогрешимости и отсутствия в группе конструктивной критики. Все смотрели на меня, как на сумасшедшего. Может быть, я и правда сошел с ума, но может быть, мы медленно двигались по наклонной плоскости к роскошному творческому угасанию.

Источником моего нового будущего стал Лос-Анджелес. Мои записи со студийных сессий с группой Skin были отправлены Киту Олсену, продюсеру с хорошей репутацией, чтобы он их выправил, переделал, переработал и произвел общую реконструкцию альбома.

У Кита была собственная студия в Лос-Анджелесе, и именно там он переработал записи Дэвида Кавердейла, превратив их в монструозные хиты американского радио. Проблема заключалась в том, что я предпочитал Дэвида Кавердейла в продюсерской обработке Мартина Берча. Успех на радио в моих глазах был равен бездушному перфекционизму. Тем не менее, я оказался в Лос-Анджелесе, начал прокладывать путь между улицами с номерами 5, 10 и 405, складывавшимися в запутанный лабиринт, представляющий собой систему американских автострад, и прибыл к порогу студии «Goodnight LA».

Кит прослушал мою подборку кассет и грубых миксов.

– Мне интересно будет поработать с тобой, потому что ты действительно умеешь петь, – объявил он. – У тебя действительно есть голос.

Я был раздосадован столь вялой похвалой, но не подал виду и предложил, чтобы мы все отбросили и начали сначала. Я не был настроен на полумеры. Я также платил за эту работу из собственного кармана. Я хотел получить мрачную и эмоционально неровную пластинку, которая соответствовала бы моим мыслям того периода. Одной из пластинок, на которые я ориентировался, был третий альбом Питера Гэбриэла, который я до сих пор считаю шедевром.

Кит привлек для работы со мной сессионных клавишников, а также разных барабанщиков, гитаристов и бэк-вокалистов. Это выглядело увлекательно, но с творческой точки зрения было бесплодным. Технический и профессиональный уровень каждого из них был потрясающим, но все они были гладкими и прилизанными. Жизнь не такая, и я не хотел, чтобы моя музыка была такой.

Человеком, который сумел все изменить, стал инженер Кита, которого звали Шей Бейби. Он был американским морпехом, который когда-то воевал во Вьетнаме, а теперь работал в студии звукозаписи. Покуда я переделывал треки и пробирался сквозь музыкальную патоку, как Шерлок Холмс, охотящийся на собаку Баскервилей, Шей предоставил мне компас.

– Приходи посмотреть на моих приятелей из группы Tribe of Gypsies, – предложил он мне. Так я и сделал.

Это был момент откровения, и моя вера в музыку возродилась благодаря той удивительной комбинации, которую представляли из себя эти ребята. Главный автор и ведущий гитарист Рой Зи был бывшим наркоманом, и музыка, по сути, спасла его от преступного пути. Перкуссионист успел побывать членом банды и отсидеть в тюрьме. Басист, Эдди, был настолько крут, что даже бандиты из латинских районов уважали его и договорились, что территория вокруг его дома будет считаться зоной перемирия. Эдди был очень крут. Вся латиноамериканская сцена Лос-Анджелеса была одной большой загадочной тайной для богатого парня из Англии, но моей спасительной благодатью стало то, что все они были оголтелыми фанатами Iron Maiden.

Будь эти ребята военными, я думаю, они потопили бы половину Королевского флота, настолько они были хороши. В них была любовь, энергия, душа, и не было жажды денег, не было бизнеса и политики. Посещение их концерта было вдохновляющим, но в то же время и удручающим – потому что они заслуживали большего, чем половина популярных групп.

Я пришел к Шею домой и познакомился с Роем Зи лично, у него была с собой пара гитар. Он выглядел смущенным, когда спросил меня, сможем ли мы сочинять музыку вместе. Он думал, что всемогущему Боюсу Дикинсону это не покажется интересным. Я же, со своей стороны, был уверен, что Рою не нужен старый хрыч вроде меня, который будет указывать ему, что делать – потому что у него была своя сенсационная группа.

К середине дня мы с ним скакали, как бешеные черти. К началу вечера нам нужно было несколько ведер пива, чтобы успокоиться. Все, что для этого потребовалось, так это сыгранный Роем гитарный рифф, который впоследствии стал вступлением к песне под названием «Laughing in a Hiding Bush».

– Думаю, ты мог бы что-нибудь с этим сделать, – так и начинался этот процесс.

Вернувшись в Goodnight LA, я был на полпути ко второй инкарнации моих сольных потуг и понял, что вещи, которые мы вчера сделали с Роем Зи, обесценили эти потуги за один вечер. Я решил начать все сначала. Отбросить один альбом – это понятно; выкинуть два – безрассудно; отказаться от трех… что ж, так бывает после того, как ты десять лет подряд создаешь музыку в одном и том же ключе.

Я снимал небольшой дом в Брентвуде, неподалеку оттого места, где совершил свое знаменитое убийство американский футболист О. Дж. Симпсон. Там не было никаких шумных греховных вакханалий – ну, по крайней мере, на улицах, после наступления темноты. Лос-Анджелес очень ранний город. Быть может, остальная часть населения по утрам смотрит фильмы и прихорашивается, поэтому на улицах почти никого нет, а эти люди, что в такую рань бегут по улицам трусцой – просто живущие по соседству наркоманы? В любом случае, вернувшись вечером из студии домой, я не мог думать ни о чем, кроме сна.

Я был на пути к тому, чтобы выдать свою третью попытку сделать альбом, и завершить работу решил в Великобритании, с Шеем Бейби в качестве продюсера, используя элементы того, что я уже записал в Goodnight LA. Важно отметить, что я отвез Роя и Tribe of Gypsies в Западный Лондон и закончил новые записи в студии Power House на станции «Стэмфорд Брук». Я также был на пути к тому, чтобы до конца февраля получить лицензию пилота. Пилотские лицензии бывают разных форм и типов, и в США выдают свои собственные, которые, хоть и признаются в Европе, но отличаются от тех, что выдаются европейскими властями, в частности, британскими.

Я занимался по американской обучающей системе, и получил оригинальную американскую лицензию. Впоследствии я продолжил получать различные другие американские лицензии, вплоть до коммерческого пилота и летного инструктора для одно- и многомоторных самолетов. Я не стал беспокоиться о том, чтобы получить там же и лицензию пилота авиакомпании, потому что к тому времени у меня уже была британская, и я был сильно занят множеством других видов деятельности.

Ну а на момент, о котором я говорю, я получил самую скромную из американских лицензий: право на управление одномоторным надземным самолетом (но не гидросамолетами), которая позволяла мне летать днем или ночью, когда поблизости не было облаков, и избегать столкновения с другими самолетами, людьми и прочими объектами при помощи системы наблюдения «Человеческий глаз» (две таких системы вмонтированы в мое тело и полностью исправны).

Я запасся картами – или, как настаивал мой инструктор, «диаграммами», а также циркулярной вычислительной логарифмической линейкой времен Второй мировой войны, карандашами, линейками из оргстекла, откалиброванными в морских милях, и транспортиром для измерения углов.