Два концертных альбома, выпущенных накануне моего ухода, были не лучшими вещами в нашем репертуаре, а название второго из них, «А Real Dead One», оказалось для группы почти пророческим, если вдуматься.

Тем не менее, мой уход из группы был организован таким образом, чтобы ни в коем случае не нарушить хрупкого равновесия между объективной реальностью и тем, как ее воспринимает публика.

Я принял участие в еще одном последнем туре, за которым последовало специальное шоу для ТВ, в котором принимал участие знаменитый иллюзионист Саймон Дрейк. Я с радостью согласился быть принесенным в жертву в настоящей «железной деве» в финале судебного разбирательства. Когда шипы вонзились в мое тело, из моего горла хлынула кровь.

Должен подчеркнуть – на обложке сингла «Hallowed Be Thy Name» ваш покорный слуга был изображен, пронзенный вилами дьявола и жарящийся в адском пламени, как длинноволосый кусок зефира.

Не очень хорошее начало для сольной карьеры, но давайте вспомним, что другие люди, уходившие из Iron Maiden, тихо впадали в безвестность или превращались во что-то в духе ностальгического караоке. То, что происходило сейчас, полностью зависело от меня.

Альбом «Balls to Picasso» имел ограниченный успех. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало сделать его более жестким и тяжелым. Многое из этого могло быть достигнуто, если бы продюсером пластинки был Рой Зи. Но из соображений осторожности этой чести был удостоен Шей Бейби. Было слишком рано для того, чтобы выставлять мистера Зи на передний фланг. Я думаю, что поклонники Maiden были, каждый по-своему, сердиты, возмущены, раздосадованы… и испытывали множество других эмоций по поводу моего ухода из группы.

Как гласит старая армейская поговорка: «Ни один предварительный план сражения не выдерживает первого контакта с врагом». Ближайшая война была в Боснии. Я собирался вступить в тот самый первый контакт.

У меня дома зазвонил телефон.

– Хотелось ли бы вам провести концерт в Сараево?

– Разве там не идет война прямо сейчас?

– Идет, но все урегулировано силами ООН. Вы будете в полной безопасности. Все тщательно спланировано.

На самом деле мы не были в безопасности, никакого плана не было, а пули были настоящими. Но, черт возьми, мы все равно туда поехали.

Ходили слухи, что Metallica и Motorhead отказались от этого предложения. Я не удивлен. Будь я их менеджером, я бы тоже отказался. Своему менеджеру я вообще ничего про это не сказал. То, что там происходило, никоим образом не напоминало того, что должно было произойти. То, что произошло, стало одним из тех событий, которые изменили мои взгляды на жизнь, смерть, других людей – а еще на светофоры.

Я собрал музыкантов, мы загрузили 500 фунтов аппаратуры в «Боинг 737» и отправились военным чартерным рейсом в хорватский город Сплит. Самолет был наполовину заполнен солдатами, которые смотрели на нас с легким презрением. Им платили за то, что они рисковали своими жизнями, нам не платили ничего. На Балканской возвышенности стояла зима. Я купил рюкзак. На сцену я надел свои армейские ботинки, а также старую швейцарскую шинель, которую я носил во время съемок клипа «Tears of the Dragon». Под нее я поддел свой старый комбинезон, сохранившийся со времен Территориальных войск. Удобный и мягкий, со множеством карманов. Также у меня была шерстяная шапка. Кроме всего прочего, я прихватил с собой бутылку виски Jameson. Подумал, что будет неплохо распить ее с нашим организатором. Его звали майор Мартин, и он вел собственное рок-шоу на радио Z1D, местной радиостанции, которая продолжала вещать в Сараево, несмотря на войну.

План состоял в том, чтобы прибыть в Сплит, надеть бронежилеты и голубые каски ООН, запрыгнуть в вертолет Sea King, полететь в Сараево, выступить и вернуться. Дело сделано.

Мы добрались до Сплита. Я видел шлемы и куртки, сложенные в углу зала прилета. Нас встретил полковник Грин, и нет, это не было похоже на детективную настольную игру.

– Парни, это вы британская рок-группа?

Это был один из самых очевидных вопросов, которые мне когда-либо задавали. Я кивнул.

– Что ж, сожалею, ребята, но вам придется отправиться домой. Вот ваши посадочные пропуска, – он размахивал проездными документами на обратный путь. Предполагалось, что мы должны вернуться на том же вертолете, на котором прилетели.

– А что, если мы не полетим? – спросил я.

– Следующий рейс будет через неделю, – сказал полковник. – В любом случае, в ООН обо всем узнали, и Акаши не хочет расстраивать сербов.

Акаши был послом ООН, известным своей склонностью к предельно мирному урегулированию.

Полковник Грин ушел, очевидно занятый более важными вещами, чем кучка длинноволосых психов, жаждущих мученической смерти.

Снаружи стояли ряды выкрашенных в белый цвет грузовиков и броневиков ООН. Это была крупная военная база, а также там находился гражданский аэропорт. Я был более чем уверен, что скоро мы начнем кому-нибудь мешать.

Подошел оператор из съемочной группы новостей Reuters. Они терлись в углу крошечной зоны прибытия.

– Я босниец. То, что сказал полковник, – фигня. Мы можем доставить вас в город, – сказал он.

Свойственная этому месту напряженная обстановка заставила нас начать выяснять подробности. «Продолжай».

– Там есть тоннель. Тайный проход. Мы можем вас провести. Так мы доставляем припасы в город.

– Хорошо, – сказал я, медленно скрипя шестеренками в голове. – Как мы это сделаем?

– Я друг президента Изетбеговича. Я позвоню ему и получу разрешение, – с гордостью сказал он.

Он принялся шарить по карманам в поисках мелочи, а затем сгорбился в крошечной телефонной будке и с кем-то оживленно болтал пару минут. Наконец он положил трубку.

– Ну как? Что он сказал?

– Его сейчас нет на месте. Он занят.

Я посмотрел на нашу небольшую гору аппаратуры, на озабоченные лица музыкантов и на испуганного журналиста Роланда Хайэмса, который думал, что это будет похоже на фестиваль «Гластонберри», только без охлажденного «Шабли» и палаток.

– Мы можем попасть в Сараево – возможно, – сказал я. – Там есть тоннель. Если мы полетим обратно, то уже никогда не попадем в этот город. Если останемся – то сможем туда добраться. В худшем случае мы зависнем там на неделю, будем пить дешевое пиво и найдем какое-нибудь место, чтобы выступить.

На самом деле худшим случаем было бы быть разнесенным в клочья сербской миной или зенитным снарядом, либо получить снайперскую пулю в голову. Я поставил вопрос на голосование, пообещав, что если кто-то один не пойдет, то никто не пойдет, так что никто не станет думать о нем хуже. Я имел в виду это.

Все проголосовали за, даже те, кто выглядел очевидно напуганным. Они признались, что боятся, но все равно проголосовали за то, чтобы пойти. Я взял посадочные талоны и вернул их полковнику Грину.