class="p1">Я искала знакомый силуэт, вслушиваясь в пение. Прекрасное вибрато несомненно принадлежало Того – он брал самые низкие ноты, и тотчас его голос поднимался до высот великолепного фальцета.

Мой взор наконец отыскал Бена, и сердце ликующе затрепетало. Устремившись к другу, я заметила Кромвеля – тот расхаживал вдоль поля; трубка в зубах то и дело вспыхивала в полумраке оранжевым и гасла. Кромвель поднял руку, приветствуя меня, и хотя мне нужен был только Бен, я развернулась и подошла к нему.

– День будет долгим, – сказал Кромвель.

Я кивнула:

– Но захватывающим.

Он пренебрежительно пожал плечами:

– Скорее утомительным для леди, вы быстро соскучитесь, я уверен.

Я поспешила покинуть его и пошла искать, где требуется моя помощь.

Светало. Работа остановилась, когда первые лучи солнца пробились сквозь кроны деревьев на берегу и залили поле. Над очагом открытой кухни заклубился дым; мать Квоша, стоя рядом с большим котлом, подвешенным над огнем, неутомимо помешивала варево – солонина с кукурузной мукой грубого помола, свиным салом и зеленью с огороженной делянки у поселка рабов стала завтраком для всех от мала до велика.

Потянулись часы. Над полем индигоферы витал дух товарищества, нас объединило общее дело. Однажды, на обратном пути с городского рынка, я призналась Того, что индиго нам необходимо для того, чтобы спасти плантацию. Возможно, не следовало пускаться в такие откровения с рабом – кто угодно, даже Чарльз, осудил бы меня за это. Но теперь я была рада своей искренности – Того ли поделился услышанным от меня с остальными рабами, или же Бен рассказал им о коварном замысле Сары уничтожить урожай, но сегодня утром чувство единения и ликования от близости к нашей общей цели – к моей цели! – было мне наградой.

Все, кто был способен работать, каждая пара рук, включая мои в прочных перчатках из воловьей кожи, трудились до тех пор, пока на поле не осталось ни одного зеленого листочка. Когда урожай индигоферы был собран до последнего побега, я стояла и смотрела, как все мои надежды и чаяния охапками раскладывают на мешковине.

У нас уже были готовы два квадратных кирпичных чана – огромные, глубиной три фута, они стояли бок о бок и были устроены по принципу сообщающихся сосудов: один был установлен выше, так, чтобы вода могла стекать во второй. Бен забрался на приставную лестницу, заглянул в первый чан и, обернувшись, покачал головой. Кромвель последовал его примеру, но, в отличие от Бена, остался доволен.

– В чем дело? – подошла я к ним.

– Вода достигла идеальной температуры, в нее можно засыпать сырье, – заявил Кромвель, кивая в подтверждение самому себе.

Я затылком чуяла, что Бен прожигает меня взглядом, и повернулась к нему:

– Ты согласен?

Кромвель склонил голову набок, удивленный, что мне недостаточно его мнения и я обращаюсь к подмастерью. Бен молчал, но я не думала сдаваться:

– Да или нет?

– Мастер Кромвель говорит, вода готова.

Я прищурилась, глядя на него.

Кромвель удовлетворенно хмыкнул.

– Но вода недостаточно теплая, – тихо добавил Бен.

– Так и солнце еще не в зените. Вода скоро нагреется, – пожал плечами Кромвель. – Начинаем, мы не можем потерять весь день.

– Подождите, – остановила я его. Мне не хотелось злить Кромвеля, полагаясь на мнение Бена, но было очевидно, что мастером индиго здесь является именно Бен. – Можно мне потрогать воду? Хочу лучше понять процесс изготовления индиго.

– Как вам будет угодно. Но если листья индигоферы станут слишком сухими, я не виноват. Пойду пока в дом, глотну чего-нибудь освежающего. Скоро вернусь.

Бен ободряюще взглянул на меня и едва заметно кивнул.

Квош и Помпей сколотили две приставные лестницы и сейчас поставили их у противоположных стенок первого чана. Я осторожно поднялась по ступенькам, наклонилась над краем и опустила пальцы в воду. К моему удивлению, вода оказалась не теплой и не холодной.

– По-моему, температура идеальная, – сообщила я.

– Опусти руку поглубже. – Голос Бена раздался на уровне моего бедра, и я вздрогнула от неожиданности. – Тебе надо почувствовать температуру воды вот этим местом. – Он приложил два пальца одной руки к запястью другой. – Видишь? Вот здесь, где… – Бен наморщил лоб, подыскивая слово.

– Где бьется пульс? – подсказала я.

Он кивнул и приложил ладонь к своей груди:

– Там, где отдается биение сердца. Проверять воду надо вот здесь.

Я сунула в чан всю кисть и, когда вода, которая раньше не казалась мне ни теплой, ни холодной, достигла внутренней стороны запястья, ощутила холодок.

– Ты не должна чувствовать тут ни тепла, ни холода, если вода готова.

Я вздрогнула, потому что пальцы Бена скользнули по запястью моей второй руки, опущенной вдоль тела, – он показывал, где именно я должна проверить температуру. Показывал тайком, так, чтобы больше никто не увидел. – Воде нужно прогреться.

Я отдернула руку и произнесла сдавленным голосом, хоть и пыталась говорить естественно:

– Ты прав. Она холодная. – Я спустилась на одну перекладину, ощущая слабость в коленках. – И что нам делать? Мы ведь не можем ждать, да? Как же тогда нам быть? – Туфля соскользнула с перекладины, и я ахнула.

Сильная рука Бена обвилась вокруг моей талии, помогая мне удержать равновесие. Я вдохнула аромат гвоздики и морской соли. От мужского тела за моей спиной исходило успокаивающее, надежное тепло. Через мгновение рука меня опустила, оставив твердо стоять на земле.

Мне, тем не менее, пришлось опереться о кирпичную стенку чана, потому что сердце чуть не выпрыгнуло из груди и дыхание сделалось прерывистым.

Я быстро огляделась – не видел ли Кромвель, как Бен поймал меня в падении. Но Кромвель уже подходил к дому… а вот на веранде стояла маменька и смотрела в нашем направлении.

Сердце мое, бешено колотившееся, на сей раз пропустило удар. Мне сделалось дурно. Я вдруг превратилась в маленькую девочку, которую строгие родителя поймали на каком-то проступке.

– Я положил в костер кирпичи, чтобы накалить их и согреть воду, – вернул к себе мое внимание Бен.

– Прости, что?

– Согреть воду. Она должна быть теплее, чем сейчас. – Лицо у него было совершенно бесстрастное, словно окаменевшее. Как будто это было совсем другой Бен, не тот, чьи пальцы скользили по моему запястью, не тот, чьи руки подхватили меня, когда я падала.

Я замерла в смятении, а он направился к костру, позвав по пути Того и Сони, которые сразу присоединились к нему. Разворошив догоравшие поленья железными щипцами, Бен достал из костра кирпич, покрытый сажей и искорками огоньков, торопливо вернулся вместе с ним к чану, поднялся по лесенке