лет. Это был долгий, жуткий поход. Были дни – целые недели! – когда нам практически нечего было есть, когда мы практически не спали. Исследовательское направление – самое безжалостное в корпусе Аэронавтики. Постоянные бои, переброска, картография под обстрелом. Порой приказы командования казались нам сущим безумием, но мы им следовали, бросали себя в пучину. Из семнадцати дирижаблей и сорока пяти бипланов назад вернулась лишь треть. Это потом мы узнали, что наш поход был в первую очередь махинацией нескольких магнатов, и таким образом эти мерзавцы попытались перевести корпус Аэронавтики в резерв. Ходили даже слухи, что нас нарочно отправили на смерть, чтобы уничтожить воздушный флот Габена под корень, и все это были интриги прямиком из Ворбурга. Многие сходятся во мнении, что Торговая Гильдия Ворбурга хотела устранить здешнее воздухоплавание – вы ведь знаете об их шагающих дирижаблях: этим тварям не выгодно, чтобы кто-то летал над их головами. В любом случае до полного нашего уничтожения дело не дошло, так как батюшка нынешнего господина бургомистра почил не сказать чтобы с миром, но туда ему и дорога, а его сын был крайне решителен в вопросах сохранения и развития воздушного флота и искоренения любых притязаний из Ворбурга. Нас отозвали.

Несмотря на отчаяние и тоску, что были моими неизменными спутниками в походе, где бы я ни был, я собирал любые сведения о бабочках, по-прежнему зарисовывал их, копил мысли для бесед с моим другом профессором Гиблингом. Каких только бабочек я не видел в своем походе: сотканных из дыма, из песка, бумажных… Они немного усмиряли мою мятущуюся душу.

Когда я вернулся в Габен, то узнал, что мои родители умерли. Скончались по нелепой случайности – угорели от газа в гостиной, и признаюсь вам, я не горевал ни минуты. Как бы отец с матерью меня ни презирали, все же они были приверженцами строгих традиций, и я стал их единственным наследником: дом и все наши капиталы дожидались моего возвращения. К сожалению, профессора Гиблинга в городе я также не обнаружил. Мы с ним неудачно разминулись, и он уже месяц как был в одной из своих экспедиций. Я был рад узнать, что он стал заместителем главы кафедры Лепидоптерологии, и ждал его возвращения с нетерпением.

Примерно через год он вернулся, мы с ним встретились, и я с потаенным страхом спросил у него, не нашел ли он Черного Мотылька: я искренне переживал, что все обошлось без моего участия. Он невесело рассмеялся тогда, но в его глазах была горечь. Профессор признался, что и думать забыл о Черном Мотыльке, что подобные вымыслы портят жизнь, портят отношения с окружающими, рушат карьеры и любые перспективы. И что он прекратил с кем-либо разговаривать об «этом глупом вымысле», да и вовсе прекратил на что-либо надеяться. Не сказать, что я был рад это слышать, но все же вздохнул с облегчением: профессор не разыскал мотылька без меня. И тогда я предложил ему организовать экспедицию в Кейкут. Он сперва не поверил, поначалу даже отказывался, спорил, но я напомнил ему о наших беседах, повторил ему его же собственные слова, вернул ему хранимую во мне, будто в банковской ячейке, крупицу его мечты. Мы всё подготовили, он собрал экспедицию и отправился в путь. К сожалению, я не мог поехать с ним: моего вмешательства требовали срочные дела здесь – так уж вышло, что моя жизнь намертво связана с Габеном, и по некоторым обстоятельствам я не могу покидать город. Но я с нетерпением и надеждой ожидал любых вестей из экспедиции.

И вскоре я дождался. Спустя три месяца профессор и его спутники вернулись. След оборвался, поиск зашел в тупик. Местные жители боялись и отказывались разговаривать с чужаками о Черном Мотыльке. Члены экспедиции то и дело находили в джунглях символ, которым туземцы обозначали жуткий дух в обличье бабочки – выбитый на камнях, вырезанный на деревьях, сложенный из палочек, – но на этом все и заканчивалось.

К сожалению, то же произошло и со второй, с третьей, с четвертой и еще с несколькими последующими экспедициями. Дожди, ловушки и трясина, хищные звери и племена людоедов, ложные слухи и неверные направления – раз за разом профессор Гиблинг возвращался в Габен ни с чем. Полагаю, вы догадываетесь, что организовать экспедицию и профинансировать ее стоит немалых денег, и вскоре я уже не мог себе этого позволить. Последняя экспедиция профессора Гиблинга в Кейкут, которая легла в основу его знаменитой книги, состоялась двадцать лет назад. И для нее мне пришлось собрать едва ли не все средства, которые у меня имелись, да еще и занять у некоторых знакомых весьма значительные суммы. Но тогда я считал, что это того стоило, ведь все коренным образом изменилось – профессор Гиблинг сделал поистине невероятное открытие.

Он занимался каталогизацией бабочек, найденных в болотах Кейкута, заносил их в справочники, составлял подробные описания, когда его внимание привлекла некая странность. У двух бабочек разных видов обнаружилось кое-что удивительным образом общее: узор жилок на крылышках Бурой Крылатки был словно неким продолжением узора на крылышках Ливневого Наперстника. Вижу ваше недоумение. Что ж, профессор Гиблинг также сперва решил, будто его находка – всего лишь совпадение. Но когда у третьей бабочки из той же области, а именно у Корневицы Сырой, узор на крылышках продолжил узор двух предшественниц, он понял, что это неспроста.

Профессор Гиблинг принялся работать, не покладая рук, почти не ел и не спал, и вот спустя три дня раскрытия экземпляров и распределения всех конвертов, привезенных им из прошлых экспедиций, он убедился, что никакого совпадения быть не может. Во-первых, у двадцати семи бабочек разных видов, найденных им в джунглях Кейкута, узоры на крылышках образовывали нечто наподобие единой сети. А во-вторых, он узнал одну из самых толстых и явных, переходящих с крылышка на крылышко, жилок: ее очертания точь-в-точь повторяли изгибы и рукава реки Хнили. Все верно. Кто в здравом уме смог бы предположить, что бабочки из джунглей являются кусочками карты? Поразительно, правда?

Что ж, так или иначе, у профессора была карта, но это ведь еще не все. Нужно было установить, что именно она пытается показать, куда привести. И здесь профессор зашел в тупик – как ни бился, он не мог обнаружить того самого своеобразного крестика, который приведет его, как он был уверен, к логову короля всех бабочек из джунглей, Черного Мотылька. Он показывал карту коллегам,