– Кидайте свой чемодан, пока не утопили его!.. Руку давайте!!

Плащ отяжелел от воды и стал сковывать движения. Врач больше боролся с ним, чем с волнами. Я схватил за капюшон, подтащил врача к себе и принялся заталкивать его на лодку… Что-то похожее уже было в моей жизни. И совсем недавно. Я так же заталкивал в резиновую шлюпку Игната. Жизнь двигалась, согласно предсказаниям физиков, по спирали, повторяясь, ввинчиваясь, словно штопор, в новые неприятности…

– Ну что?! – орал я, изо всех сил удерживая лодку и не позволяя волнам выкинуть ее на камни.

– Я не могу тут даже ноги вытянуть!! – капризно скулил врач.

– Так засуньте их себе под зад!

– А где вы сядете?!

– Это не ваше дело!!

– Не вздумайте отправить меня в море одного! Я сразу же выпрыгну!

Я кое-как пристроился на борту, но ногам места не хватило, пришлось их полоскать в воде. Я принялся изо всех сил грести, чтобы согреться и сократить время пытки холодом и водой. Врач успокоился и, крепко прижимая к груди чемоданчик, не спускал глаз с яхты. Этот символ богатства и роскоши наверняка ассоциировался у него с дополнительным гонораром – теперь уже со стороны пациента, причем гонораром куда более щедрым, чем он получил от меня. Понимая, что теперь надо в лепешку расшибиться, но произвести на пациента хорошее впечатление и заботой вызвать у него чувство безграничной благодарности, врач, перекрикивая рев моря, спросил:

– Это пострадавший вам только что звонил? Он не сказал, как себя чувствует?

Я отрицательно покрутил головой.

Врач начал изображать профессиональную обеспокоенность. Лицемерил он отвратительно, от откровенной фальши даже лодка, по-моему, сморщилась.

– Полагаю, что понадобится иссечение некротизированных участков и размозженных тканей, – как бы вслух думал он, но достаточно громко, чтобы я слышал. – Но не исключено и дренирование раны, и наложение провизорных швов… Я опасаюсь осложнений кровотечением, тогда нам не избежать тщательной ревизии… Но обещаю вам: я сделаю все возможное, чтобы уменьшить страдания потерпевшего…

Чем ближе мы приближались к яхте, тем сильнее ощущалась ее агрессивная мощь и тяжесть. Она поднималась на волнах и опускалась, словно гигантский пресс, и наша крохотная лодочка могла угодить под него, что неминуемо привело бы к печальным последствиям. Я стал грести к корме. Врач перестал блистать интеллектом, притих, с опаской глядя на раскачивающуюся корму, словно на круп рассерженной лошадки, которая прыгала и лягалась.

– Когда корма пойдет вниз, – кричал я, – прыгайте и хватайтесь за лестницу! Но не опоздайте!

– Такие приключения, такие приключения! – бормотал врач, нацеливаясь на лестницу. – Но хозяину яхты сейчас хуже, чем нам… И нельзя забывать об этом ни на минуту… Что может быть дороже жизни человека?..

«Ишь, как ты заговорил!» – подумал я, в бешеном темпе работая веслами, чтобы поспеть за игрой волн. Врач прыгнул на лестницу, но ноги его тотчас соскользнули, и он повис на руках. Корма пошла верх, увлекая его за собой. Я уже приготовился вылавливать его из воды, но врач принялся бороться за жизнь с необыкновенным усердием, и вскоре выбрался на палубу. Я кинул ему чемоданчик, ухватился за перекладину, перескочил на нее, и уже оттуда выловил лодку.

– И как я буду возвращаться на берег? – дрожа от холода крикнул врач. – Впрочем, сейчас надо думать о жизни пациента… Где он? Нельзя медлить!

Я скинул лодку вниз, под переборку. В кают-компании горел свет, слабо просачиваясь наружу через тонированное окошко. Я зашел внутрь. Пол за высоким порожком был залит водой. Ковровая дорожка куда-то исчезла. Повсюду валялись пластиковые стаканчики и смятые рваные коробки.

Игнат лежал на диване, подложив под голову несколько подушек. Выглядел он скверно. Меня испугала смертельная бледность на его лице. За те двое суток, которые я его не видел, черная щетина еще больше покрыла щеки, и теперь Игнат напоминал умирающего в забое шахтера. Его серая куртка была снята с одной руки и накинута на плечо. Из-под нее торчала покрытая бурыми пятнами тряпка.

Врач стремительно подошел к Игнату, поставил чемоданчик на стол, сморщил лоб.

– Как ты смог? – спросил я, пожимая вялую и горячую руку Игната. – Один против четверых! Я восхищен!

– Вот что! – сердито заявил врач. – Сейчас не время для разговоров! У вас еще будет возможность удовлетворить свое любопытство. А сейчас, пожалуйста, освободите помещение! Где у вас тут можно помыть руки?

Я хотел сказать, что море сполна отмыло нам не только руки, но и ноги, и всё, что только было можно, но врач так строго взглянул на меня, что я лишь молча кивнул на умывальник камбуза. Врач решительно направился к умывальнику, но там почему-то не оказалось воды. Насколько мне известно, под пресную воду был отведен внушительных размеров бак, и ее с лихвой должно было хватить и экипажу, и пассажирам как минимум на десять дней. Немного воды я нашел в чайнике, из которого полил врачу на руки.

Пока врач, цокая языком и покачивая головой, осторожно снимал засохшие повязки, я, как бы желая заглянуть в бар, зашел за переборку, на цыпочках проскочил мимо штурманского стола и вышел в коридор. Первым делом я открыл дверь машинного отделения, спустился вниз и осмотрел отсек. Снял несколько патрубков, ведущих к силовому агрегату, и проверил, поступает ли по ним солярка. Вернулся в коридор, заглянул в умывальник, а затем и в каюту, в которой провел свою первую и последнюю ночь на «Галсе». Здесь тоже не было коврика. Кто-то объявил коврикам, дорожкам и паласам войну – может бандиты, а может Игнат.

Я вернулся в кают-компанию. Игнат стонал и выл, а врач, склонившись над ним, что-то творил при помощи зажима и ножниц.

– Я просил освободить помещение! – крикнул он, не оборачиваясь.

Наверное, он сильно нервничал, ибо получалось не всё так, как он того хотел. Я думал, как в таком состоянии переправить Игната на берег? Пока доплывем на утлой лодчонке, все его бинты пропитаются морской водой, и может начаться заражение. Не лучше ли ему остаться здесь под наблюдением врача и дождаться, когда стихнет шторм?

Я вышел на палубу. Полоска брезента от рваного тента хлопала на ветру. Волны перекатывали через кормовой леер, и чтобы не сорваться в