считалось спекуляцией и каралось строго: до 50 рублей штрафа, а повторно пойманным грозило сроками заключения. Хуже всего было филателистам. С одной стороны, было создано Всесоюзное общество филателистов (ВОФ), где председатель и члены правления обязательно состояли в партии. Причем эта обязаловка распространялась на республиканские и городские ячейки. А с другой стороны, запрещалось собирать марки реакционных и фашистских режимов – это понятно. Но при этом не рекомендовалось иметь и собирать марки на религиозную тематику. Это непонятно! Как же быть с картинами великих художников? Ведь сюжеты большинства марок имели христианскую направленность! Милиция, которая должна была контролировать содержание частного собрания, не очень в этом разбиралась. А экспертизы не предусматривались. Поэтому чаще применялась конфискация, хотя вскоре изъятые у простых граждан материалы появлялись или в коллекциях начальников (если ценные), или вновь на рынке. Разрешалось собирать: марки – юным пионерам, а бронзу и картины – персональным пенсионерам. Остальным можно было собирать спичечные этикетки, журнальные вырезки, открытки киноактеров, комсомольские значки. Из драгоценностей разрешалось коллекционировать лишь золотых рыбок. Открытки Лапина с золотым обрезом тоже были запрещены к собирательству, из-за обилия там изображений нагих женщин. В таможенной декларации до последних дней Советского Союза было указано, что открытки в обязательном порядке должны предоставляться на просмотр пограничным работникам. Вдруг через границу в нашу «суперморальную» страну попадет «отрыжка» капиталистического образа жизни – порнография?! По логике мышления советского чиновника, открытки могли быть только развратного содержания. А что можно еще вести из Парижа: виды города или репродукции картин Лувра? Это не поддавалось пониманию совчиновника, блюдущего границы СССР.

Как мы увидели, истинному собирателю приходилось, как капитану среди запретительных льдин и финансовых отмелей, вести корабль-коллекцию. Ему мешало все, и в первую очередь политика государства, которое рассматривало личное собрание как стяжательство. Слава богу, к филокартии государственные структуры относились презрительно равнодушно, какие-то копеечные дела, не то что нумизматы – там золото! Тех даже садили в тюрьму, бывало и надолго. Кроме этих неприятностей в жизни в поиске собирателя было много других препятствий и сложностей. Например, сегодня трудно представить, но коллекционерам не разрешалось организовывать свои собрания, которые проходили и зимой, и летом в Ботаническом саду им. Фомина. Милиция гоняла, устраивала облавы, хватала собирателей, запихивала их в «воронок». Никогда не забуду, как четверо молодых блюстителей порядка втаскивали одну любительницу открыток. Не помню ее имени. Она не сопротивлялась. Из-за избыточного веса, где-то почти два центнера, она не могла поднять ноги. Наконец-то втащили в «воронок», а он… прогнулся и не мог двигаться по сильно пересеченной оврагами территории Ботанического сада. Там же забрали как-то и меня с Виктором Килиевичем, он тоже собирал открытки с репродукции картин художников. Начальник облавы проверил наши документы, глубокомысленно изрек: «Фамилии похожи, наверно, родственники». Помню, что меня сфотографировали на фоне вывернутого содержимого сумки. Я на видном месте положил газету «Правда» – уже тогда был членом КПСС. Оснований для нашего задержания, тем более фотографирования, не было. Просто обычное профилактическое мероприятие – интеллигенцию, как и всегда, очень хотелось попугать! Килиевич был ужасно расстроен, у него нашли крамолу – значок с портретом Мао Цзэдуна. Он был конфискован! На этом все неприятности для нас в том случае закончились. Задержав, тут же отпустили. Моментально забыв о нас! Провели мероприятие, чтобы завтра отчитаться!

Коллекционеры, не выдержав постоянных репрессий, ушли с верхней площадки Ботанического сада и расположились в том же саду – на Собачьей тропе. Из-за сильно пересеченной местности милиция не могла подогнать машины, чтобы всех «замести», а на массовые облавы не хватало сил. Привлечь дружинников не получалось, те в своем большинстве предупреждали о готовящейся акции. Да и власти, как могли, избегали любых массовых стокновений, боялись их. Дали бы помещения для встреч коллекционеров под их неусыпным оком, а потом требовали запрета на собрания. Но коллекционеры – это тот народ, который победить невозможно!

Среди филокартистов знаменитостей не было, а вот среди филателистов достаточно. Вспомню хотя бы заядлых собирателей марок: Ефима Березина – по живописи, а всю советскую хронологию – подбирал Юрий Тимошенко. Тарапуньку даже хотели сделать председателем Киевского городского общества филателистов, но горком партии не утвердил. Ужас! Народный артист СССР был беспартийным! Как он мог проводить линию партии в собирании марок?!

Никогда не забуду случай, который произошел со мной на верхней площадке Ботанического сада. Я тогда, будучи уже в зрелом возрасте, попытался урезонить группу милиционеров на территории небольшого лектория, у вереницы скамеек, облюбованных коллекционерами. Мол, почему не разрешают собираться? А где гражданские права? На что страж порядка в офицерских погонах веско ответил: «Лучше замолчи, а то заберу. А по пути в отделение придумаю, за что я тебя задержал!» Как понимаете, комментарии излишни.

Жизнь серьезного активного собирателя была всегда под угрозой со стороны криминала или власти. Могли привлечь из-за какой-то ерунды, чаще всего – за спекуляцию или незаконный промысел. Нередко и за распространение продукции и предметов религиозного содержания, порнографии или, чаще всего, идеологически враждебного или даже антисоветского содержания. Под это определение органы (не человеческие) могли подвести все, что им заблагорассудится! Например, со времен дедушки-бабушки хранился в доме портрет царя. Ко мне попал много лет тому назад уникальный и шикарный альбом «Пребывания Николая ІІ и его супруги в Киеве в 1896 году». В нем много большеформатных фотографий, но отсутствуют портреты царской четы. Кто-то из предыдущих владельцев предусмотрительно, кабы чего не вышло, убрал их, чем значительно уменьшил ценность издания. Или встречаются открытки с изображением царских детей, но текст с указанием, кто есть кто, – благоразумно уничтожен.

А что сказать о криминале, когда во всех фильмах коллекционеров показывали в лучшем случае как стяжателей, а то и как спекулянтов и торговцев краденым. Те, кто тоннами «реквизировал» у церкви и потомков «эксплуататоров» – были достойны восхищения у тупой советской биомассы, а любители прекрасного и ценители культуры представали барыгами.

Свобода, не только слова, но и собраний, пришедшая с правлением М. Горбачева, привела к необратимым социальным процессам, сказавшимся положительно на коллекционировании. Ситуация стала быстро меняться в лучшую сторону, и люди, которые поднаторели на антикварно-коллекционных продажах, с каждым годом становились богаче. Способствовала этому гласность и принятие законов, которые помогали развитию частной собственности. Сняли запреты на все, что раньше не соответствовало «социалистической законности и культуре». В заброшенных храмах возродилась церковная служба. Открылись антикварные магазины, первые кооперативы и частные предприятия! И у инициативных людей появились деньги, а так как рубль стал неустойчивым, куда-то их нужно было вкладывать. В ресторанах началась серьезная гульба – повара, музыканты стали зарабатывать на порядок выше. На