бегать мимо такого геройского начальника радиостанции, спотыкаться о него, и в упор не замечать. Да еще фамилия у радиста — Берия!

Но если уж в письме Штеменко не мог вспомнить о радисте Сироже, то точно вспомнил бы на допросе у следователя. А его ведь и допрашивали, как свидетеля, по делу Берии. Выясняли его отношения с Лаврентием Павловичем и роль Берии в обороне Кавказа, где нарком НКВД, являясь представителем Ставки, занимался чем-то похожим на саботаж обороны. Но и в протоколе допроса нет ни слова о радисте Сироже.

И не только службой радистом при Штеменко Сирожа похвастался. Он еще рассказывает, как они с отцом в 1942 году прилетели на Кавказ, застали там панику и развал обороны. Лаврентий Палыч хоть и командовал только милиционерами да разведчиками, но мигом сориентировался в деле вождения полков: «Отец, как все мыслящие руководители той поры, прекрасно понимал, что время буденных, ворошиловых и им подобных ушло безвозвратно». Сразу взял дело обороны Кавказа в свои руки и отразил натиск врага. В главе об участии Берии в войне мы посмотрим на это «отражение», пока о том, как Сирожа с отцом посетили штаб Буденного:

«Я видел Буденного, находящегося, как мне показалось, в состоянии прострации. Когда отец приехал к нему, тот начал убеждать: „Незачем эти мандариновые рощи защищать, надо уходить!“ Отец, хотя и знал, что, как военачальник, представлял собой маршал Буденный, был поражен. Командующий фронтом не мог внятно объяснить, где какие части находятся, кто ими командует. Когда он докладывал отцу об обстановке, тот сразу понял, что больше говорить не о чем. Прервав разговор, отец начал вызывать к себе командиров всех рангов и выяснять, что же там происходит в действительности.

На моих глазах делали карту боевых действий, а маршал Буденный сидел в сторонке с отсутствующим взглядом. Мне показалось, что он вообще толком не понимает, о чем идет речь.»

Уж не знаю, что там была за обстановка, если Семен Михайлович, заслуживший еще в Первую мировую пять георгиевских крестов, впал в прострацию, а Л. П. Берия, в своей прежней жизни ничего громче выстрела из нагана не слышавший, быстро сориентировался и приказал карту рисовать, но фишка в том, что в прострацию, если бы такая встреча состоялась, впал бы сам Лаврентий Павлович.

Потому что кулак у Буденного был довольно тяжелый, после удара по наглой морде начальник милиционеров долго искал бы пятый угол. Проблема в том, что не смог Семен Михайлович в те дни на Кавказе поймать за хвост этого горного орла. А очень хотел.

После ареста Берии в 1953 году и выхода Постановления ЦК КПСС, в котором он был назван иностранным агентом, Буденный начал кое-что переосмысливать из прошлого, связанного с Берией, с обороной Кавказа. И написал на имя министра обороны СССР официальное письмо, я его текст тоже приведу в соответствующей главе. В этом письме он и изложил то, как очень хотел встретиться с Лаврентием Павловичем и посмотреть ему в глаза, но тот поспешил из Тбилиси смыться в Москву, не захотел явиться на рандеву.

Согласитесь, что доверия к информации маршала, изложенной в официальном письме министру обороны должно быть чуть больше, чем к рассказам Сирожи, уже удивившего нас полетом над Пенемюнде.

Вы еще не начали подозревать, что Сирожа в 1942 году на Кавказе не был? Следовательно, ни в каких радистских войсках начальником рации при Сергее Матвеевиче Штеменко не служил и вся его боевая биография, с большой долей вероятности, является вымыслом.

Согласитесь, описание заброски на Пенемюнде через Иран, в котором отважные немцы-антифашисты за пару месяцев, походя, вскрыли всю немецкую агентурную сеть — такого крутого сюжета даже в Бондиане найти невозможно.

Пребывание с отцом на Кавказе, во время которого сынка Берии не замечали в упор полковники и генералы, хотя он постоянно с рацией под ногами путался — это тоже из области нереального. Ну не мог не знать Штеменко, что с ним во всех операциях участвует сын самого наркома НКВД! Сам бы не догадался поинтересоваться, кто этот красивый грузинский юноша, мелькающий в его свите, так вестовые подсказали бы.

Рассказы о том, как Сталин во время Тегерана и Ялты советовался с юным сопливым лейтенантом… Я откашляюсь.

Таким образом, вся героическая фронтовая биография Серго Лаврентьевича Берии, мало того, что не имеет никаких документальных подтверждений, даже свидетелей нет, которые видели его в форме лейтенанта хотя бы в глубоком тылу. По крайней мере, нет свидетелей, которые оставили такие свидетельства. А всё, что С. Берия сам рассказал — даже для комикса использовать нельзя.

Продолжение боевого пути сына наркома НКВД, уже курсанта Академии связи, выглядит после этого совсем не по приключенчески, но, ради полноты картины, поглядим:

«Военные знают, что учеба в академии или военном училище предполагает непременную стажировку в войсках. В условиях же военного времени нас ждала фронтовая стажировка. Летом сорок четвертого всех нас, слушателей Ленинградской электротехнической академии, направили на фронт в распоряжение армейских групп. Нам предстояла стажировка в подразделениях связи батальонов, полков, дивизий, армий. Но судьба распорядилась иначе. Некоторым из нас довелось оказаться за линией фронта. А дело было так. В Словакии возникла чрезвычайная ситуация. Как и в Варшаве, англичане устроили там восстание. Цель — все та же: освободительное движение, частично находившееся под влиянием англичан, противопоставить наступающим частям Красной Армии. Наши союзники таким образом пытались сделать там то, что не удалось достичь Черчиллю на Тегеранской конференции — отрезать нас от стран Восточной Европы. Предполагалось, что с помощью таких превентивных восстаний удастся ослабить влияние на население частей генерала Л. Свободы, наступавших вместе с нашими войсками, а впоследствии ввести своих людей в правительство.

Какие-то словацкие части входили и в состав вермахта, но это были охранные, вспомогательные подразделения. Скажем, к боевой авиации немцы их не допускали, и словаки летали на транспортных машинах. Вспомнил об этом вот почему. Когда наша группа базировалась во Львове, а прошло всего несколько дней