Время написания мемуаров и оригинальное их содержание неизвестно — хотя Тацит описывает, что мемуары имели форму commentarii, фактически прозаического описательного жанра, который возник в период Республики и использовался исключительно мужчинами для оформления рассказов об их политической карьере. Мужчины клана Юлиев-Клавдиев, предки Агриппины, Август, Тиберий и Клавдий — все оставляли такие записки. Так как Тацит говорит нам, что он использовал мемуары Агриппины для изложения разногласий между ее матерью и Тиберием по поводу желания старшей Агриппины повторно выйти замуж, можно предполагать, что они были скорее перечислением сплетен, нежели неким родом облагороженных commentarii, ожидаемых от карьерного политика.

Но как у любой женщины, жизнь Агриппины вращалась вокруг забот, отличных от мужских. Ее публичная роль определялась положением жены и матери. Единственный иного свойства отрывок этих мемуаров, который у нас есть, — это утверждение Агриппины, что Нерон родился вперед ногами. Сам по себе он может указывать на ее намерение сделать свои commenttarii женским вызовом мужской литературной традиции.[495]

Подобно ее отсутствующей гробнице, никакой копии работы Агриппины так никогда и не было найдено — вопреки ожиданию чуда появления древних бумаг, они утрачены навсегда. Надежда на то, что документ, тем не менее, существует где-то помимо нашего воображения, красноречиво выражена в поэме «Американская история» Уильяма Уэтмора, также автора отдельной драмы «Трагедия Нерона», написанной в 1875 году:

Карьера Агриппины привела в действие самую серьезную и тревожащую переоценку ценностей внутри римской элиты: ведь это было вторжение женщины на политическое поле. Но в течение следующих полутора веков женщины империи, похоже, вновь стали почти невидимыми.

21 ноября 1670 года на улице Моконси в Париже французский писатель Жан Расин с труппой «Отель Бурбон» с трепетом ждал премьеры своей последней трагедии «Береника». Ровно через неделю старейшина трагического театра Пьер Корнель с конкурирующей труппой «Пале-Рояль» на улице Монпансье торжественно давал премьеру своей пьесы «Тит и Береника», точно на ту же самую тему: обреченная любовь I века между Юлией Береникой, дочерью царской семьи Иродов из Иудеи, и будущим римским императором Титом, отпрыском династии Флавиев, которая в 69 году сменила Юлиев-Клавдиев.

История о Тите и Беренике, двух родившихся под несчастливой звездой влюбленных, которых вынудил расстаться патриотический долг, в XVI веке породила ряд новых трактовок в Британии и во Франции, где история Рима была бездонным источником характеров и ситуаций, воспринимаемых как подходящие иллюстрации моральных и политических вопросов.[499]

Тем не менее обстоятельства, при которых Расин и Корнель принесли в театр свои новые сочинения, основанные на одном и том же материале и с разрывом всего в одну неделю, темны. Согласно Вольтеру, их соревнование было вызвано заказом Генриетты, герцогини Орлеанской, для которой обреченная страсть Тита и Береники отразилась в ее благородном отказе от своей любви к зятю, Королю-Солнце, Людовику XIV, — хотя другие нашли более близкую параллель в разрыве отношений Людовика с Марией Манчини. В любом случае Расина ждал успех: его пьеса одержала победу в гонках самолюбия, а усилия Корнеля пережили относительный неуспех.[500]

В то время как история о Беренике овладела воображением драматургов XVII века, она оказалась еще более интригующей для историков, занимающихся судьбами римских первых леди. Будучи хотя и не женой, а всего лишь возлюбленной будущего императора, членом иудейской, а не римской правящей семьи, Береника стала важным звеном в цепи, связующей историю римских царственных матрон. Она появилась на сцене в то время, когда благодаря выбору отца Тита, Веспасиана, а позднее и самого Тита, император правил без императрицы. Это было решение, теоретически обещавшее прекращение обвинений, которые сыпались в адрес предшественников Флавиев, семейства Юлиев-Клавдиев. Последних обвиняли в том, что их власть перестала быть мужской, что они попали под каблук женщин, толпящихся возле престола. И все-таки история Береники и других царственных дам показывает, что женщины возникали и в орбите императоров Флавиев — по-разному содействуя или угрожая их попыткам представить себя революционерами, что вымели саму позорную память о Мессалине, Агриппине Младшей и прочих женщинах старого режима.

Юлия Береника родилась в 28 году в семье Иродов, которые правили в римской пограничной провинции Иудея, — в год, когда сын Ливии Тиберий еще правил в Риме, а некий сын плотника из Назарета уже причинял местной правящей элите некоторые неудобства.

Праправнучка царя Ирода Великого и его красавицы жены Мариам, девочка родилась у Марка Юлия Агриппы, названного так в честь многолетней дружбы его предков с семьей Юлия Цезаря. Как и некоторые другие дети из царского клана Иродов, Юлий Агриппа с четырех или пяти и примерно до тридцати лет жил на Палатине в Риме, получив такое же образование, как Клавдий или наследник Тиберия Друз. Он заработал репутацию беспечного городского плейбоя, чьи расточительные склонности сдерживала только его мать, Береника, бдительно выдававшая ему ограниченное содержание.