– Вы знаете, как играть вальс, мама? – в насмешливом изумлении спросил Рейф.

– То, о чем папа не знает, не повредит нам. – Она подняла глаза на сына.

– Надеюсь, нет. – Он повернулся и протянул обе руки Мэдди. – Ну что же, моя дорогая, позвольте мне научить вас новому вальсу.

– Я умею вальсировать.

– Мэдди, мы это уже проходили. Почему бы вам не помочь мне немного?

– Ну хорошо. – Она улыбнулась.

Герцогиня начала играть, и Рейф обнял Мэдди за талию и закружил по залу. Как большинство новинок из Парижа, этот вальс казался более вызывающим, чем его британский собрат. Рейф так близко прижимал ее к себе, что они практически…

Мэдди покраснела и повернула лицо так, чтобы он не заметил ее неожиданного замешательства.

– Как насчет того, чтобы потанцевать с кем-нибудь еще?

Мэдди застыла при звуке голоса Куина. К счастью, Рейфел держал ее достаточно близко, так что она могла обрести спокойствие, не споткнувшись. Он с любопытством взглянул на нее, но она только улыбнулась:

– С кем угодно, но только не с вами.

– Хорошо сказано, – одобрительно кивнул Рейф. – На оскорбление отвечено оскорблением. И никто не избит, а, Уэрфилд?

– Да, сейчас ей это удалось, – ворчливо признал маркиз. Мэдди показалось, что произнес он это с явным нежеланием. Он оставался у двери, наблюдая, как она и Рейф кружились по комнате.

Куин выглядел, как всегда, безукоризненно одетым и спокойным, пока она не взглянула ему в лицо. Прошедшей ночью он спал, по-видимому, еще меньше, чем она.

Это было бы так просто – если бы он держал ее в объятиях. Так просто сказать ему, что она любит его. Но это ничего бы не изменило!

Отвечал ли он на ее чувства или же им просто руководила животная страсть, но он был обречен на женитьбу на Элоизе Стоуксли. И ее присутствие не могло изменить и не изменит подобный договор – во всяком случае, между двумя такими могущественными семьями, как Бэнкрофты и Стоуксли.

– О чем задумались, Мэдди? – прошептал Рейф, глядя на брата поверх ее головы. – Куин, надеюсь, не напугал вас?

– Почему вы заговорили об этом?

– Мне показалось, я слышал, как вы ссорились прошлой ночью.

– Мы всегда пререкаемся. – Мэдди снова покраснела под пронзительным взглядом Рейфа.

– Я так и понял. Удивляюсь, что Куина до сих пор не хватил апоплексический удар. Я думал, что я – единственный, кто отваживается спорить с маркизом Уэрфилдом. За исключением его светлости, конечно.

– Почему вы называете лорда Хайбэрроу «его светлость»? И вы, и Куин? – спросила она, чтобы переменить тему разговора.

Рейф пожал плечами:

– Ему это нравится больше, чем когда его называют «отец». Я слышал, как однажды он орал на Куина: «Каждый осел может стать отцом. Я же – герцог!»

Куин приблизился к фортепьяно, за которым сидела мать; к счастью, он не мог их услышать.

– Могу я задать вам вопрос?

– Конечно, миледи.

– Почему вы и Элоиза Стоуксли не… ладите?

Выражение его лица стало замкнутым, и он покачал головой:

– Это личное.

– Вас не беспокоит, что ваш брат собирается на ней жениться?

– Похоже, это беспокоит вас, – тут же нашелся он, пытаясь заставить ее защищаться. – Вы что, считаете ее каким-то драконом?

– Конечно, нет. – Мэдди вымученно улыбнулась.

– Рейф, могу и я попробовать? – спросил Куин, снова поднимаясь.

– Это слишком модно для тебя, Куин, ты не считаешь?

– Очень забавно, – сухо ответил брат. – Пожалуйста, передай мне Мэдди.

Ей не понравилось, как это прозвучало, словно она была какой-то вещью. Рейфел, похоже, тоже почувствовал это, потому что торопливо освободил ее и зашагал к матери, чтобы поболтать с ней.

– Доброе утро, – сказал Куин, изучая ее глаза и обнимая ее за талию.

– Вам, прежде всего, следовало спросить, хочу ли я танцевать с вами, – резко ответила Мэдди, пытаясь сосредоточиться на своем гневе, а не на том, как ее тело стремится растаять в нем. Это было чертовски трудно – бесконечно тяготеть к кому-то и не иметь никакой надежды на будущее с ним.

– Вы сердитесь, не так ли? И осмелюсь предположить, что вы плохо спали, – мягко продолжил Куин, ведя себя, на ее взгляд, слишком спокойно после всего случившегося.

– Да, плохо.

– М-м, – кивнул он. – И я тоже. Я все время думал о вас.

Несмотря на то, что он говорил очень тихо, Мэдди не могла не взглянуть на герцогиню и Рейфа.

– Тише.

– Ага! – усмехнулся Куин.

– В чем дело, дорогой? – спросила леди Хайбэрроу.

– Ничего, мама, – легкомысленно ответил Куин, продолжая взирать на Мэдди с видом триумфатора.

– Что значит ваше «ага»? – прошептала Мэдди, пытаясь не хмуриться.

– Вы хотите, чтобы наша связь оставалась тайной?

– О, так теперь это связь? Прошлой ночью, помнится, вы утверждали, что это был ложный шаг, – сухо заметила Мэдди, желая про себя, чтобы он нашел другую тему для разговора.

Да, ложный шаг, – согласился Куин. – И это было удивительно приятно.

Прежде чем она успела пнуть его ногой, он резко повернул и направил к двери, ведущей в сад.

Мы вернемся через минуту, – сказал он через плечо, выходя вслед за ней.

– Ничего подобного, – зашипела она, обретая равновесие и пятясь от него. – Что вы вытворяете?

Он шел за ней следом, не останавливаясь, пока она не оказалась зажатой между ним и тремя очень колючими кустами роз.

– Я не хочу никаких свидетелей, если вы намерены проявить насилие, – ответил он и, протянув руку поверх ее плеча, сорвал едва расцветшую красную розу – скорее бутон, чем цветок. Он медленно провел ее лепестками по щеке Мэдди. – Видите ли, Мэдди, если бы вы и вправду думали, что ваша репутация навсегда и безвозвратно погублена, вас не заботило бы, начни я кричать о своей победе со всех колоколен. Но вы все же думаете, что есть надежда, не правда ли? Даже сейчас.

– После прошлой ночи, милорд, не могу поверить, что вы задаете мне подобный вопрос. Наш… наш поступок окончательно погубил меня?

– Наш поступок? Мы занимались любовью, Мэдди, – мягко произнес Куин, проводя розой по глубокому вырезу ее утреннего платья. Лепестки оставляли сладкий аромат на ее коже. – Разве вам не было приятно? Вы же сами подтвердили, что было.

Мэдди вздрогнула от нежного прикосновения розы.

– Не важно, было мне приятно или нет.

– Нет, это как раз самое важное. – Он наклонился ближе и вместо лепестков розы, словно перышком, коснулся ее губ своими.