Под прямое управление Москвы к моменту смерти Ивана III перешел ряд крупных городов, населению которых необходимо было сделать выбор о своей дальнейшей судьбе. Часть местных князей и бояр сохранила верность литовским князьям и покинула свои земли. Другие вынуждены были признать власть «государя всея Руси». Многие из них со временем, в соответствии с проводимой политикой по закреплению на завоеванных территориях, были переведены на новые места службы. Всего в распоряжении Ивана III должно было оказаться несколько сотен служилых людей, хотя не исключено, что по примеру новгородских и псковских бояр многие из них не смогли подтвердить на новом месте службы свой прежний социальный статус.

Уже в конце XV в. можно обнаружить следы некоторых из них в центральных уездах страны. Очень вероятно, что одним лицом были мценский боярин Луня, на которого в 1498 г. жаловались мценские бояре, и Лунь Данилов Мечнянинов, получавший жалованные грамоты от Ивана III, а затем и его сына Юрия Дмитровского. Как следует из сообщения посольской книги, захват Луня «з женою и с невесткою и з детми» произошел в 1492 г. В том же году (1492/1493 г.) по родословной он вместе с сыновьями Иваном, Селиваном и Игнатием получил владение в Дмитровском уезде[504]. Позднее Иван Мечнянинов перебрался в близкий к Мценску Рязанский уезд.

Из Вязьмы были выселены князья Вяземские и Козловские. В 1506 г. князь Ю. Л. Козловский был волостелем в Бежецком Верхе. Здесь же помещиком был его сын Федор. Позднее, возможно в связи с передачей Бежецкого Верха в удел Дмитрия Углицкого, Козловским были пожалованы села в Романовском и Муромском уездах. Вяземская рубрика Дворовой тетради 1550-х гг. XVI в. показывает, что местные дворовые дети боярские представляли пришлые фамилии. Единственное возможное исключение в вяземской рубрике – Маршалковы[505].

Та же картина вырисовывается при анализе дорогобужской и бельской рубрик этого источника. Менее определенно можно говорить о рядовых детях боярских, среди которых могли быть потомки местных бояр. В. Б. Кобрин на основании топонимических данных считал выходцами из вяземских бояр Волженских, Коковинских, Здешковских и Лосминских. Здешковские и Лосминские были, скорее, потомками смольнян. Вполне вероятно, что число вязьмичей можно пополнить за счет Великопольских, фамилия которых могла быть связана с названием вяземского села Великое Поле. Подобный метод без подтверждения актовыми и генеалогическими данными является достаточно условным. Тем не менее примечательно, что представители указанных фамилий получили поместья неподалеку от Вязьмы: Волженские и Коковинские – в Можайском уезде, вобравшем в себя несколько вяземских волостей, а Великопольские – в Ржевском[506]. Писцовая книга Торопецкого уезда конца 1530-х – начала 1540-х гг. показывает, что владения здесь из местных землевладельцев сохранили только Роздеришины. Правда, уровень развития служилого землевладения в Торопецком повете, как и в соседних «чернокунских» волостях (Буйцы и Лопастицы) Новгорода, видимо, был не слишком высоким. В пограничных конфликтах не упоминались торопецкие бояре. В Казариновской волости владения принадлежали витебским боярам, возможно, на правах кормлений (по мнению В. Н. Темушева, она относилась к Витебску)[507].

Сама упомянутая торопецкая писцовая книга не содержит упоминаний о прежних литовских владельцах, хотя имена крестьян, держателей тех или иных деревень при «прежних писцах», в том числе, видимо, описания князя С. Курбского (после 1503 г.), встречались здесь постоянно. Определенные боярские земли здесь все-таки должны были существовать. Позднее несколько торопецких бояр: Нефед, Михалко и Алексей Теребужский – получали пожалования от Александра Казимировича взамен потерянных земель[508].

Выселение затронуло также князей Мезецких. Поместье в Можайском уезде получил князь Василий Швых Одоевский[509]. Постепенно владения за пределами родовых «отчин» приобретали и другие верховские князья.

Очевидно, сразу после перехода к Ивану III князю В. И. Шемячичу был пожалован Малый Ярославец или хотя бы некоторые малоярославецкие села. В 1505 г. был проведен разъезд владений этого князя с землями Троице-Сергиева монастыря[510]. Малый Ярославец после этого еще несколько раз менял свою владельческую принадлежность. В 1508 г. он был передан «в отчину» князю М. Л. Глинскому, который потерял его после своей опалы в 1514 г. Этот город вновь стал достоянием В. И. Шемячича, который, однако, также в 1523 г. был «поиман». Трудно сказать, в какой промежуток времени состоялись раздачи на территории Малоярославецкого уезда «Шемячичевским» служилым людям. Скорее всего, это произошло уже после 1514 г., что объясняет нахождение среди них Михалчуковых, потомков смоленских бояр. Михалчуковы были отмечены также среди литвы дворовой по Можайску.

Отдельной группой «Шемячичевские» были зафиксированы по этому городу в Дворовой тетради. Скорее всего, из Малого Ярославца происходили также коломенцы Козловы «Шемячичевские» и Микулины Грековы – от «человека» В. И. Шемячича Микулы Грека. К названным лицам за счет использования данных писцовой книги конца 1580-х гг. (использовала в качестве приправочной описание С. Ф. Пильемова 1540-х гг.) можно добавить еще несколько имен: Юхно Терпигорева, Тимофея Васильева Износкова, вероятно, также Андрея Янова и Бориса Третьякова Рагозина[511].

Князю С. И. Стародубскому какое-то время принадлежала волость Хотунь, где также могли осуществляться раздачи земель его служилым людям[512].

Трудно сказать определенно, когда на московской службе появились князья Кропоткины. Часть из них служила в Великом княжестве Литовском. В самом конце XV в. сыновья Александра Кропоткина получили новгородские поместья, а затем вошли в состав сформированного здесь из местных помещиков воеводского корпуса.

Стоит заметить, что значительное число местных землевладельцев осталось на своих местах. На правах служилых князей действовали В. И. Шемячич и С. И. Стародубский, князья Воротынские, Одоевские, Белевские, Трубецкие. Отдельная служилая корпорация была создана для князей Мосальских. Сохранили свои вотчины также князья Волконские. Пример с Мосальскими был достаточно показательным для характеристики проводимой политики. После окончания войны 1500–1503 гг., по итогам которой Мосальск отошел на московскую сторону, часть представителей местной династии (старшей линии) продолжала находиться на литовской службе. Они, очевидно, должны были потерять свои владения в родовом княжестве. Трудно определить время их появления на службе у московских князей. Этот переход произошел уже после 1508 г. Семен Михайлов Старый Мосальский получил в этом году привилей на службы в Смоленском повете. Его брат Василий Литвин «до Москвы втек» (между 1521 и 1534 гг.). В местническом деле 1572 г. его сын князь Василий Литвинов указывал, что он «родился в Литве»[513]. Характерно, что обе ветви князей Мосальских Литвиновы и Кольцовы позднее были известны как мосальские вотчинники. В. В. Литвинов-Мосальский в упомянутом местническом деле с Р. В. Олферьевым-Нащокиным именовался «Иванинским». Это определение явно было связано с мосальской волостью Иванино. Очевидно, измена для их предков была вознаграждена возвращением конфискованных «дольниц». В завещании Ивана Грозного упоминается треть Мосальска «Володимерская Всеславля», находившаяся под прямым управлением московского правительства. Эта треть, очевидно, ранее принадлежала князю Владимиру Юрьевичу Мосальскому, потомки которого в полном составе служили в Великом княжестве Литовском. Остальные части Мосальска, видимо, принадлежали представителям местной династии[514].