Надо мной нависла фигура Красного Мундира, его торс отливал темной бронзой, зрачки глаз чернели как пистолетные дула.

— Ты говорил с рабынями? — с презрительной улыбкой процедил он.

Я корчился в грязи, изумленный и потрясенный.

— Черт возьми, я имею право.

Вновь неожиданно он ударил меня прямо в живот, да так, что я скорчился от боли, а после следующего удара я резко выгнулся, задохнувшись от возмущения и ошеломляющей боли. Его злобная жестокость выражалась в почти небрежных, но по-змеиному стремительных и по-бычьи мощных ударах. Я попытался подняться на ноги, но не смог даже вздохнуть.

Он буквально пригвоздил меня к земле пальцем.

— Женщины Красного Мундира, — угрожающе прошипел он.

Дернувшись, я вновь попытался подняться, побагровев от ярости, но готовый сразиться с этим мерзавцем, даже сознавая, что он вдвое здоровее меня. Его высокомерие привело меня в бешенство. Но тут чья-то рука сдавила мое плечо. Оглянувшись, я увидел Пьера.

— Остынь, осел, ты не имеешь тут никаких прав. Это не твои телки.

— Да черт возьми, я всего лишь предложил им попробовать хлеб.

— Тебе очень хочется потерять шевелюру из-за чужих пленниц? Даже если ты прибьешь его, тебя прикончат его соплеменники.

Я едва не кипел от возмущения, но при мне не было никакого оружия. Красный Мундир выжидал, надеясь, что я наброшусь на него. Овладев собой, я вырвался из цепких рук Пьера.

— Мне нет дела до твоих пленниц, — процедил я.

— Не вынуждай меня приобрести очередной сюртук, — с презрительной улыбочкой взглянув на меня, тихо прошелестел Красный Мундир и гордо удалился.

Меня трясло от ярости и обиды.

— Я еще не встречал идиота, так быстро наживающего себе врагов, — прошептал Пьер. — Пошли. Надо глотнуть рома.

Праздничный прием в форте начался на закате, и гулянка затянулась далеко за полночь. Шотландские партнеры плясали и прыгали через поблескивающие на траве скрещенные двуручные мечи — клейморы, а вояжеры водили хороводы, вовлекая в круг индианок, и отплясывали народные танцы. В вышине сияла луна, напитки лились рекой, провоцируя начало интимных свиданий и кулачных боев. Индейские воины кружились в своих экзотических танцах вокруг большого костра, взметнувшего к небу длинные языки пламени, их монотонное пение и боевые кличи смешивались с барабанным боем, звуками скрипок, труб и дудок, сливаясь в общую вихревую, глухо пульсирующую мелодию. Индейцы также оказались донельзя азартными игроками; делая большие ставки, они пытались угадать в своих простецких играх, какая из двух палочек будет длиннее или в какой из поставленных в ряд мокасин попадут мушкетные пули. Меха могли поставить против выпивки, огненную воду против женщины, а одеяло против ружья. Некоторые проигрывали даже одежду с небрежным безрассудством, которого я не встречал ни в одном казино, но везение порой перераспределяло богатства. Они наслаждались самим процессом игры, не обращая внимания на выигрыши и проигрыши.

Я пребывал в мрачной задумчивости, не в силах забыть, какому унижению меня подвергли. Некоторые вояжеры посмеивались над моим бессилием против Красного Мундира, разжигая огонь обиды в моей душе. Захмелевшие и пошатывающиеся трапперы и торговцы с блестящими от пота лицами, то и дело заливая в себя алкоголь, продолжали плясать и веселиться, извергая взрывы пронзительного хохота. Окровавленные неудачники, схлопотавшие ножевые раны, со стоном расползались по углам. Под кустами валялись слившиеся в экстазе парочки, поблескивая голыми, волнообразно вздымающимися задницами. Между пьяными индейцами тоже завязывались драки; потребление огненной воды, лишавшей человека разума, оправдывало любое убийство. Вряд ли кто-то из этих пирующих сможет вспомнить утром, что происходило под покровом ночи.

Я тоже пьянствовал, мысленно рисуя страшные картины убийства Красного Мундира; алкоголь приглушил чувство поражения, а костры, эль и мускусный запах человеческой плоти пробудили во мне плотские желания. При виде полуобнаженных скво мое возбуждение наполовину уменьшилось. Некоторые мужчины предпочитали однополую любовь. Изрядно захмелевший Магнус орал норвежские песни, а Пьер буйно резвился, отплясывая в круге. Я по-прежнему пребывал в мрачной неудовлетворенности, вспоминая с тоской бросившую меня во Франции Астизу, с яростью — Красного Мундира и с надеждой — очаровательную Намиду. Если эта новая красотка из племени манданов, то, может, мне удастся выкупить ее у этого проклятого индейца. Денег у меня осталось маловато, но я могу сделать пару ставок в его игре. Я завладею этой девушкой, мы разыщем ее валлийских индейцев, и, пока Магнус будет блуждать в поисках древних молотов, мы возляжем на ложе любви в уютном вигваме…

Мои грезы растаяли, когда я увидел Аврору, она быстро проходила по краю места общей вакханалии с таким отчужденным и сосредоточенным видом, словно спешила по важному делу. Обидные воспоминания взыграли с новой силой. Как смела она дурачить меня! Мне надоело терпеть от какой-то капризной дамочки уклончивые обещания, отстраненные взгляды, насмешки и пренебрежение! К тому же, судя по слухам, она сбежала из Англии из-за скандальной истории. И куда, интересно, она спешит с таким важным и неприступным видом? Поддавшись порыву, я решил последовать за ней, мгновенно вознамерившись во что бы то ни стало возобновить ту близость, которой мы наслаждались в Макино.

Я догоню ее, обниму и скажу… хотя, может, и ничего не скажу, а просто поцелую. Возможно, мы поссоримся или займемся любовью, любой итог покончит с досадной неопределенностью.

Белое струящееся платье подчеркивало стройность ее фигуры, и сама она светилась, как нимфа, а кроме того, благодаря такому наряду хорошо выделялась в пирующей толпе, куда-то спешно и целенаправленно двигаясь. Куда, черт побери? Я замыслил догнать ее, но мне показалось недостойным открыто бежать за ней, хотя, в сущности, именно этого мне и хотелось. Изображая праздного гуляку, я мысленно повторял ряд условий и требований, способных либо пробудить новую страсть, либо окончательно погубить наши отношения. В общем-то, прибыв в Гранд-Портидж, я более не нуждался в услугах Сомерсетов. Но пока я придумывал остроумные ответы, Аврора стремительно удалялась, лишая меня возможности сразу проявить хоть какое-то остроумие.

Она подошла к скоплению вигвамов на северном краю большого поселения; эти крытые корой куполообразные хижины, казалось, естественным образом выросли из земли. Замедлив шаг, она что-то тихо сказала. За пологом одного из этих жилищ зажегся огонек, яркие лучи просачивались через щели березовой обшивки. Внутри явно зажгли свечу или фонарь, которыми никто из индейцев не пользовался. Она подбежала к освещенному вигваму, опустилась на колени и, изогнувшись, скользнула внутрь.

Ну и ну! Британская аристократка в индейской лачуге?! Неужели эта экстравагантная вертихвостка встречается с каннибалом Красным Мундиром? Или она тайно ведет совершенно другую игру?

Я, конечно, не Том Подгляда,[29]но меня безумно потрясло то, что она вновь ускользнула из моих рук, скрывшись в самом невероятном для леди месте. Или у нее возникли какие-то неприятности, вынудившие ее прийти сюда? Тогда, может, я спасу ее! Скрытый темнотой, я припал к земле, пребывая в некоторых сомнениях, порожденных борьбой с благовоспитанностью, но тут услышал тихие голоса, сменившиеся воркованием и возгласами разгорающейся страсти. Теперь я просто обязан был все выяснить. С чего вдруг Аврора Сомерсет решила удовлетворить дикую страсть туземца? Такое откровение могло оказаться выгодным для меня.