— Как вы убили Алессандро Силано, бестолковый дилетант. Неужели вы действительно могли подумать, что это сойдет вам с рук? Я полагал, что кара настигнет вас в Италии или в Морфонтене благодаря нанятым нами датчанам или, наконец, в Нью-Йорке. Вы на редкость живучи, но игроки знают, что полоса везения, сколько бы она ни длилась, все равно когда-то закончится.

— Мы общались с вами лишь потому, что хотели выяснить ваши истинные цели, — прибавила Аврора. — Но вы оказались не слишком откровенным… Хотя я предоставила вам и удобную возможность, и обещание солидного вознаграждения, так что лишь из-за вашей скрытности вы дожили до сегодняшнего дня.

— Но вы умрете самой медленной и ужасной из вообразимых смертей, и об этом позаботятся Красный Мундир и его воины, — предсказал Сесил. — В любом случае вы расскажете нам все, что знаете, а уж мы постараемся осуществить ваши планы, и поскольку вы и так считали их бредовыми, то они и не принесут вам никакой пользы. Сначала вы заговорите, потом начнете умолять, потом орать, пока не сорвете голос, а в результате впадете в такую тоску, что едва сможете издать даже звук. Вы испытаете, как мне представляется, поистине дьявольские мучения. Герти хорошо научил меня. И самое замечательное, что после общения с нами у вас начнутся иные пытки. Эти туземцы — поразительные знатоки пыточного искусства. Они умеют растягивать мучения на много дней. Сотни раз они будут возвращать вас из блаженного беспамятства.

— Эти пытки страшат и одновременно развлекают дикарей, — небрежно добавила Аврора. — Страх перед таким же мучительным пленом придает им храбрости. А готовность к подобным пыткам приучает к стоической невосприимчивости боли.

— Давайте я расскажу вам все прямо сейчас, — разумно предложил я.

Если им хочется толпой валить на поиски мифических молотов и несуществующих слонов, то я совершенно не против. Я не трус, но перспектива подвергнуться многодневным испытаниям в лапах Красного Мундира и его подельников привела меня в дрожь, и, вообще, какое мне дело до того, что ищет Бладхаммер? Меня привлекли к этим поискам по чистой случайности.

— К сожалению, Итан, такого выбора уже не существует, — сообщил Сесил. — Во-первых, мы не поверим вам, поскольку вы обладаете определенной… изобретательностью. А во-вторых, больше всего, помимо процесса нашего с Авророй соития, нам нравится созерцать терзания наших врагов. Зрелища подлинных и постепенно возрастающих мучений щекочут нервы, заряжают — если можно так выразиться — неким электричеством. Обычно после лицезрения чужих страданий наша страсть достигает высочайшего накала.

— Простите, но у меня нет абсолютно никакого желания способствовать усилению вашей страсти.

— Как раз ваше нежелание и доставит нам полнейшее удовольствие! — воскликнула Аврора.

— Если вы не отпустите нас, я начну орать!

Аврора вытащила кляп.

— По крайней мере, пощадите Магнуса. Именно я настоял, чтобы мы связались с вами. Он всего лишь безвредный норвежский мечтатель.

— Пощадить человека, который стремится доказать, что его предки стали первооткрывателями Северной Америки? Неразумно. Кроме того, нам хочется услышать, какие вопли он умеет издавать. Вероятно, он начнет реветь, как бык.

— У меня есть письмо от президента и поддержка Бонапарта, к тому же и Мактавиш уже встретился со мной. Если вы убьете нас, то не останетесь безнаказанными!

— Напротив. Украв провизию и каноэ, вы сбежали, никому ничего не сказав. Мы организуем доблестный спасательный эскорт, случайно обнаружив то, что составляло истинный предмет ваших поисков. А потом отправим послание с соболезнованием Джефферсону, который, я уверен, на самом деле не ждал от вас слишком многого.

— Вы выпустите духов Рагнарёка, англичанин! — прохрипел прижатый к земле Магнус.

— Я не верю в волшебные сказки, мужлан, — сказал Сесил, проткнув щеку норвежца кончиком рапиры. — И дух я выпущу только из вас.

Он повелительно махнул рукой, и его приспешники заткнули нам рты кляпами.

По крайней мере, нам не пришлось грести.

Связанных, как кабанов, нас бросили на дно разных каноэ, одно принадлежало Красному Мундиру, а другое мы с Магнусом еще недавно считали так удачно украденным у вояжеров. В третье каноэ загрузились Сомерсеты и часть индейских гребцов. В четвертом разместились Намида и Лягушечка. Обе индианки подавленно и уныло поглядывали в нашу сторону. Они знали, какая участь ждет пленников.

На рассвете наша маленькая флотилия отчалила от безмолвного форта, тишина которого нарушалась только петушиными да собачьими голосами, и вскоре Гранд-Портидж скрылся из вида. Нас, конечно, грубо связали и затащили в лодки, но после этого оставили в покое — видно, берегли для издевательств в их родном поселении. Я упорно пытался высвободить руки из сыромятных ремней, но преуспел лишь в том, что ободрал себе кожу. Индейцы оказались более опытными в связывании пленников, чем подосланные ко мне в Морфонтене убийцы.

Наши захватчики гребли без отдыха целый день и ночь, доставив нас на следующее утро к их родному поселению на западном берегу озера Верхнего. Наблюдая во время этого плавания за положением солнца и вспоминая карты этой местности, я сообразил, что мы изрядно продвинулись в нужном нам юго-западном направлении. Если это могло послужить хоть каким-то утешением, то мы невольно оказались на добрых сто миль ближе к заветному молоту, обозначенному на карте Бладхаммера.

Беспорядочная пальба и торжествующие возгласы свидетельствовали о приближении к цели нашего путешествия, и даже со дна каноэ я услышал злорадные крики высыпавших на берег соплеменников, несомненно обменивающихся воспоминаниями об изощренных пытках и заключающих пари на то, как долго новые жертвы продержатся до первого вопля, потери сознания или смерти. Почему-то нам стало еще страшнее оттого, что пока, никого не видя, мы безнадежно взирали в пустынную небесную высь. Потом весла с плеском вытащили из воды. Я был поднят множеством рук, как мешок с мукой, и в итоге доставлен на берег, где путы на моих ногах развязали и заставили дальше ковылять самому на онемевших ногах, в которых с болезненным покалыванием начинала вновь циркулировать кровь. Руки остались связанными. Бладхаммера точно так же выволокли на сушу и поставили на ноги.

Совершенно обалдевший от тревожного ожидания, я невольно прищурился. На нас с Магнусом уставилась орущая толпа, насчитывающая, вероятно, сотни две индейцев. Все без разбору, мужчины, женщины и дети, вооружились палками или дубинками и выглядели не менее возбужденными, чем сироты перед вручением рождественских подарков. В нас полетели камни, и пара штук причинила нам ощутимую боль, но шквального обстрела не последовало. Нельзя же раньше времени испортить трофеи.

Я пытался сохранять философское спокойствие. По светлым представлениям Магнуса, люди, живущие в девственной природе, обладают врожденным великодушием и сокровенным знанием. Однако, удалившись от цивилизации, я встречал лишь необузданных и совершенно оголтелых дикарей. Природа была к ним жестока, а не милосердна, и эта жестокость теперь грозила обернуться против нас.