Волхв будто не слушает венеда, смотрит отрешенно в дрожащую тень на стене от огня светильников. В храме нависла тишина, слышно, как легонько щелкает масло в лампадах, из дальнего темного угла доносятся странный шорох и тоненький писк.

– Чего ты хочешь? – уставшим голосом спросил герул.

Карпенец молчит, недоуменно смотрит на него.

– Чего ты хочешь за то, что все мне расскажешь? – повторил вопрос волхв. – Золота, лошадей, женщин…

– Крови!..

– Что?

– Крови твоей хочу!

Йошт внезапно побагровел и шагнул к волхву, руки до белых костяшек сжаты в кулаки, глаза сужены, через них пробивается недобрый взгляд.

Герул громко захохотал. Венед зарычал, ярость обжигающей волной накрыла его, он с криком бросился на колдуна. Тот лишь небрежно махнул рукой. Венед тут же рухнул как подкошенный, стон вырвался из его рта, капелька крови соскользнула с губы.

– Глупец. Тебе не одолеть меня! – с торжеством в голосе воскликнул герульский жрец культа Табити. – Даже твой покровитель тебе не поможет! Ничего не знаешь про Огонь Табити? Ну и хорошо! Значит, волею судьбы дар богини Табити теперь принадлежит мне!

Волхв вновь захохотал, в углу кто-то пискнул, послышался топот крохотных ножек.

Вдруг в храм Табити ворвались. Топот ног звонким эхом отражается от стен и потолка. На свет выскочил герульский воин, грудь часто вздымается, из нее вырывается тяжелое дыхание. Герульский жрец метнул на него недовольный взгляд, тот сломался в низком поклоне и тут же попятился.

– Никак белены объелся – врываться к Табити? Говори, зачем пришел! – скомандовал волхв.

– Великий… Гонорих… Гонорих исчез! И, это… раненых степняков с собой прихватил…

– Что-о-о?!

– Все обыскали, округу прочесали, даже всадников пустили в соседние поселения… Но они как в воду канули!

Герульский волхв побелел лицом, руки затряслись, страшно пучит глаза.

– Седлать мне коня! Немедля!

Герул вновь склонился едва не до земли и мгновенно исчез в темноте храма, каменный пол опять отозвался звоном быстрых шагов.

Жрец повернулся к скрюченному на полу Йошту, лицо перекошено яростью.

– А тебе, гадкое славянское отродье, я придумал участь похуже, чем твоему дружку!

Вновь венеду ударило в виски, пульсирующая боль тысячами раскаленных на огне пик вонзается в каждую клеточку и без того изрядно потрепанного тела. На этот раз даже рот открыть в беззвучном крике невозможно. Перед глазами замаячили мириады всполохов, разноцветные точки мгновенно вырастают до размеров куриного яйца и тут же гаснут, невидимые тиски вновь сдавливают голову, казалось, совсем чуть-чуть – и она лопнет, как переспелый арбуз.

Внезапно все стихло, боль ушла. Йошт слышит шум большой воды, протяжные крики неведомых птиц где-то вдалеке. С каждым мгновением они нарастают.

Наконец, карпенец слышит странный певучий голос. Человек? Но что говорит – не разобрать, какая-то тарабарщина. Этому голосу начали вторить другие, превратившись в один сплошной гомон. В нос ударил запах гнилых водорослей и тины.

– …я покупаю этого раба, – наконец отчетливо расслышал Йошт. – Но таких денег не дам – он тощ и, кажется, болен.

Йошт силится открыть глаза и посмотреть – что это за странные такие голоса? Очередное наваждение этого треклятого жреца. Или это живые люди? Веки нехотя поддаются, но венед тут же сжимает их как можно плотнее – яркий свет остро отточенными кольями вонзается в глаза, с уголка скользнули две соленые струйки.

Йошт поморщился, недовольно замычал – чьи-то руки грубо пытаются его приподнять, до боли сдавливают плечо, хватают за руки. Затем венед вскрикнул, тут же закашлялся: кто-то со всей дури давит на грудь. Через мгновение венеда и вовсе сотряс рвотный спазм: ему с силой раздвинули зубы, чья-то палка едва не раскурочила весь рот.

– …Зачем мне за такие деньги больной раб, который через десять шагов упадет замертво?

Назойливый крик чаек, шум воды, бьющейся о камень, вперемешку с людским гомоном выдернул Йошта из липкой дремоты. Запах прелых водорослей хищно бьет в нос венеду. Он с трудом поднял налитые свинцом веки, сквозь молочную пелену больно резанул свет. Море. Вокруг бескрайнее море. Стон вырвался из распухших губ венеда. Взгляд Йошта с восхищением скользит от верхушек огромных мачт, по густо опутанным словно паутиной, веревочным лестницам барахтаются черные тельца людей. «Боги, – думает с благоговейным ужасом венед, – и деревьев такой-то высоты не бывает».

Среди лодок-исполинов снуют маленькие лодочки. Их здесь сотни, нет – тысячи! Ветер нещадно теребит разноцветные полотна, они переливаются красками и диковинными рисунками.

Еще мутный взгляд блуждал по линии гавани, пока не наткнулся на худощавую фигуру, облаченную в халат изумрудно-зеленого цвета, на голове – чудаковатая пухлая тряпица. На него смотрит худощавое, сильно загорелое и обветренное лицо. Глаза напоминают черные горошины, немного раскосые – точно миндаль. Густые темные волосы стекаются от висков и нагубной складки, образуя бороду.

– Хм, голубоглазый… – сильно прищурившись, проговорил нараспев человек. – Мда, да… Впрочем, можно и откормить малость. Хотя… зачем?

Йошт слышит гортанный хохот. Он все никак не может понять – где он и что происходит? Наверняка этот герульский колдун бросил его в какой-то неведомый мир. Венед смотрит то на человека в зеленом халате, то на огромную тушу коротконогого жирного гунна. Тот недовольно причмокивает, что-то бормочет под нос.

– Нет, Халим с прекрасного Востока, не могу уступить. Хозяин не велел так… – гунн виновато развел руками и лукаво улыбнулся.

Халим с Востока задумчиво гладил рукой бороду, глаза прикрыл, будто в дремоте, губы неслышно шлепали. Потом звонко щелкнул пальцами:

– Совсем-совсем не уступишь? Смотри: он худ и бледен.

Заморский купец небрежно ткнул тросточкой в бок Йошта, скривился. Что-то сегодня торговаться до потери пульса ему не хотелось. Последняя чарка вчера явно была лишней… Он тяжело вздохнул, коротко бросил:

– Что ж, возьму и так…

Гунн противно захихикал, с удовольствием потирает руки, глаза жадно и преданно вперились в восточного торговца.

И вдруг Йошт вспомнил странные разговоры среди наемников о невольничьих рынках Ольвии и других прибрежных городов. Венед помнил, как они переглядывались со страхом в глазах. Тогда карпенец не понимал – чего так страшатся эти видавшие немалое лихие наемники. Он лишь ухмылялся. Теперь Йошту предстоит на своей шкуре познать, что такое быть рабом. Венед понял, что имел в виду этот треклятый колдун, когда сказал, что его ждет участь похуже Боряты. Сейчас бы выбраться да оторвать голову этому узкоглазому торговцу, гневно подумал Йошт. И махнуть отсюда к герулам – может, еще и поспел бы на помощь Бору…