Светозаров скривился:

– Да тут впору удавиться… Лучше бы я умер под пытками…

– Ты должен жить для Бориса! Ты должен жить для других своих детей! И ты нужен империи!

– Увы… Сегодня я ничего не смогу…

– Даже не думай об этом! Взбодрись! Забудь о прошлом!

– Не получается, мне сейчас и думать о сексе противно… – мотал головой землянин. Ещё и уговаривать стал мадам Мураши: – А может, и в самом деле не надо?

– Надо, Петя, надо! – Перешла она совсем на иной тон. – Если ты не постараешься, меня прямо сейчас отстранят от надзора за тобой, и я не смогу даже Борису помогать. Да и вряд ли тебе дадут сегодня ночью в таком случае поспать. Настройся, делай с этими девицами что хочешь. Если пожелаешь, тебе ещё парочку подгонят, и они уж постараются. Только ты сам расслабься и сделай что надо.

– Ага, сегодня сделаю, а завтра выяснится, что я больной и ни на что не годный. И меня вновь начнут избивать, выбивая никому не нужные признания.

– Прекращай упорствовать! Не ты ли любишь повторять: «Будет день, будет и пища»? Так что завтра может быть лучше, чем вчера. Тебя попросту подлечат где следует, и никакой трагедии не случится. Поверь мне!

Светозарову следовало подчиниться. Иначе его и в самом деле не оставят в покое, и побег может сорваться. А уж если Аскезу отстранят от курирования над заключённым, то негативные последствия вообще трудно предсказать. Поэтому он промямлил:

– Ладно, присылайте своих нимф… Но! Если за полчаса ничего у меня не получится, срочно засылайте пару новеньких… Может, тогда…

Аскеза не удержалась от гримасы отвращения и крайнего недовольства, но готовую сорваться с язычка уничижительную фразу удержала. Просто кратко попрощалась, предупредила всего лишь о десяти минутах для личной гигиены и удалилась, потому что и так начался отсчёт последнего на сегодня часа личного времени.

В отведённые десять минут заключённый не уложился, но на него никто не гаркал через динамики, не поторапливал. Скорей вообще делали вид, что не присматривают. А может, в операторской комнате, как обычно, оставили всего одну пожилую женщину-наблюдателя. В этом вопросе глава особого департамента ещё могла проявить и строгость, и принципиальность.

Зато все основные приготовления были сделаны, и узник лишь молился, чтобы тюремщики в течение всего дня не заметили самого главного: унитаз просто закрывался крышкой, а спуск воды не производился. Простая имитация движения рукой, словно вентиль открывается, и всё. Если у кого возникнет подозрение, и он проверит загороженный ширмой пятачок, задуманный побег может не получиться.

Но вроде всё обошлось. Обе пришедшие наяды с ходу приступили к телу, и старались, как никогда. Только за двадцать пять минут так ничего путного от пациента не добились. Он и сам вроде бы хотел разделаться с этим делом как можно быстрей, но ничего не получалось. Так и вставали перед мысленным взором кадры, на которых его Гаранделлу тискали и грубо имели в разных позах разные мужики. А она бесстыже улыбалась, постанывала или заходилась в очередном оргазме.

Результат – почти полное «нестояние».

Наблюдатель, видимо, это сумела прекрасно рассмотреть с помощью видеокамер и послала «медсёстрам» подкрепление в виде второй парочки сексапильных красавиц. Причём они явно отличались от первой пары цветом волос, причёсками и некоторыми в меру выступающими частями тела. Вот рассматривание новеньких и помогло науке. Ну и заключённому, конечно. И ещё через двадцать минут четвёрка нимф удалилась, как наседки сгрудившись вокруг бережно сжимаемой пробирки.

Светозаров лежал обездвиженный и с закрытыми глазами, но женский голос деликатно поинтересовался:

– Не желаете проветриться перед сном?

– Нет… – выдавил он из себя якобы с трудом. – Только спать!..

И развернулся на другой бок, подминая упругий жгут контрольного привода к поясу под себя. Пусть и неудобно страшно, зато есть доступ к своим гениталиям, а потом и возможности для незаметного воздействия и на сам привод.

Укольчик всё-таки сделали через пояс. Но сразу же локализованное снотворное отправилось организмом в дело, на усовершенствование «Ёри». Вещество и так уже находилось в финальной стадии своего производства. Тогда как четырнадцать порций «Замыкания» уже были расфасованы и только ждали своего распределения. Хотелось бы больше, но это был предел организма при накоплении подобного «оружия». Вот именно с него и начал узник претворять в жизнь последний этап подготовки к побегу.

Шесть видеокамер на потолке и стенах узилища, вроде и мало, но в то же время и много. Ведь на них пришлось отправить целых шесть порций! А количество ограничено, и четыре, как это ни прискорбно, следовало потратить на стационарные парализаторы. Пусть оператор и не сможет увидеть, что творится в тюремном пространстве, но уж средства подавления включит обязательно. При этом не имеющий никакой защиты узник, если попадёт под лучи во время перемещения от атаки робота, попросту изжарится.

Вот и получалось, что на Могильщика всего четыре осталось, хотя тому полагалось бы все десять, если подходить к процессу порчи основательно, со всем тщанием.

Увы, приходилось довольствоваться тем, что в наличии. Одно облачко проникло в сегмент связи с контроллером. Он же – наружный обзор через объективы. Второе облачко – в систему координации робота. И два – в модуль управления правыми нижними конечностями. Если не сработает второе «Замыкание», то хоть стальное чудовище не сможет толком двигаться. Тоже не факт, что всё сработает, как задумано. Робот вообще мог остаться безжизненной грудой железа, но иного варианта не существовало, перехватить управление Могильщиком не имелось возможности.

Настал момент, который можно было бы назвать точкой «невозвращения». Всё распределено по местам, импульсы двух модификаций заготовлены, а две части едкого «Ёри» скомпонованы в сгустки и взяты в ладони. Только и следовало не выдать себя раньше времени фосфоресцирующим зелёным отсветом созданных сгустков.

Минута концентрации, попутное движение руки, словно во сне, и ладонь накрывает привод пояса. Шипение, резкая вонь, предательский дымок, тут же усиленно разгоняемый телекинезом, и плотная гибкая пластмасса тает на глазах. А вместе с оболочкой и пучок внутренних светодиодов и нескольких капиллярных трубок, очевидно, для подачи лекарств, внутривенного питания и снотворного.

Тут же был отправлен во все стороны импульс для «Замыкания».

Участок привода рассыпался жирной копотью. А это наверняка означало потерю «контакта с узником». Ну и «ослепшие» камеры обязаны были сразу вызвать панику в операторской. Но в первые секунды сирены так и не заревели, тревога не сработала. И что это, как не удача?! Лишние шансы, пусть и мизерные, на победу!

А там и наиболее рискованная часть пошла: прыжок с кровати в сторону дальней кушетки, которая ближе всего, и второй тип импульса, предназначенный для детонации взрывчатки. И буквально за сотую долю секунды до взрыва всё-таки взвыла сирена боевой тревоги. Да как взвыла!