Ну не бросать же такой корабль!

Все попытки помочь с земли ни к чему не привели. Нужно садиться.

Витковский прошел над ближней приводной радиостанцией так, что чуть не срезал ее антенны и, прижав машину к земле, в метре от нее, несся к точке приземления на огромной скорости, как болид, сорвавшийся с трассы.

Он сумел припечатать этот дикий снаряд к первой плите и дальше мчал по бетону, постепенно снижая скорость, все три с половиной километра, едва не вылетев на грунт в конце полосы.

То было нашей большой удачей, что на этой машине оказался Витковский, а не кто-то другой.

В награду за подвиг приказом по дивизии герой этой эпопеи получил благодарность и «ценный подарок» – обыкновенные металлические часы. А за 50 тысяч можно было в то время купить пять «Москвичей».

Судец об этой посадке знал и имя Витковского, несомненно, запомнил. Но на этот раз дело было в другом. На его столе лежало письмо заместителя министра авиационной промышленности Александра Александровича Белянского с просьбой передать в его ведомство летчика Витковского, давшего на это согласие.

Казалось, чего проще – поднять трубку «кремлевки» и сообщить замминистру, что Витковского он не отдаст. Но Владимир Александрович дорожил добрым отношением руководства самого важного для него министерства и казенной бумагой с отказом, а тем более неприятным разговором не хотел ставить себя в неудобное положение.

При появлении Витковского он с ходу насел на него:

– Что ты нашел там хорошего? Однообразная работа, никаких перспектив роста. Разве можно сравнивать все, что тебя там ожидает, с твоим настоящим положением, прямо скажем – завидным? А дойдет дело до пенсии – что ты получишь? Будешь прозябать, как обыкновенный гражданский пенсионер…

Он находил для Витковского все новые и новые аргументы, которые должны были пошатнуть его тягу к новому делу.

Аргументы, правда, были слабенькие, но суть не в них, а в грозном источнике, откуда они исходили. Почувствовав, что объект его проработки уже не способен к сопротивлению, Судец вдруг резко выпалил:

– Правильно говорит маршал?

Попробовал бы Витковский хотя бы чуть-чуть замяться.

– Так точно! – отрубил вдохновенный пилот. Он все же был военным человеком.

– Ну, вот и хорошо, – примирительно произнес Судец, – теперь снимай трубку этого телефона (он показал на обыкновенный городской телефон и назвал семизначный номер, а мог бы дать «кремлевку», но тогда она сразу бы выдала «откуда ветер дует») и скажи заместителю министра, что ты передумал и идти в испытатели не намерен.

Бедный Витковский все исполнил в лучшем виде.

На обратном пути, чтоб развеять его удрученность, я сказал ему, что сейчас не время для подобных перемен, но, когда изменится обстановка, я ему помогу.

Прошло немало времени, как вдруг в штабе дивизии появилась группа очень самоуверенных полковников с высокими полномочиями и, заняв кабинет начальника штаба, углубилась в изучение личных дел целого ряда летчиков – командиров подразделений. Они сначала что-то темнили – это у них такая профессиональная манера поведения, но наконец приоткрылись: им нужен был командир экипажа для самолета особой важности.

Я сразу понял, о чем идет речь, поскольку знал о появлении на свет межконтинентального лайнера для высших лиц государства. Тут прижимистым быть нельзя. Я почувствовал, что и сам беру на себя немалую ответственность за качество рекомендованного летчика. Конечно, сразу подумал о Витковском:

– Так бы сразу и сказали.

И порекомендовал полковникам отложить все папки в сторону и полистать дело Витковского. Его я вызвал к себе:

– Не передумал?

Он меня сразу понял и ответил не задумываясь:

– Нет.

– А если это будет особая эскадрилья гражданского флота?

– Пойду, – был ответ.

– Тогда открывайте дверь начальника штаба и входите туда.

Для пришельцев Витковский был счастливой находкой. Спокоен был и я.

Но через некоторое время у меня снова появился маршал Судец. Мы шли по дороге к штабу, и он вдруг спросил:

– Ну, как Витковский себя чувствует? Летает?

– Витковского у меня нет, товарищ маршал. Я его отпустил.

Судец несколько секунд помолчал, потом совсем другим, приглушенным тоном спросил: – Как же ты посмел?

– Так он ушел не на завод. Его отобрали в Аэрофлот – летать с высоким начальством.

– На Ту-116, что ли?

– Ну да, в особую эскадрилью.

Маршал снова помолчал. Потом укоризненно произнес:

– О таких назначениях нужно докладывать.

А Витковский уже принимал экипаж и знакомился с новой машиной.

Чего только не нагородили в печати о загадочном самолете Ту-116! Будто были там лифты, движущиеся полы, кабинеты, кинозал…

Вздор все это. Внешне он ничем не отличался от Ту-95 первых серий. Только иллюминаторы по бокам фюзеляжа выдавали его гражданскую сущность. А внутри вместо бомболюков, топливных баков и артиллерийских башен оборудовали два герметичных салона общей вместимостью на 28 мест. Первый, наглухо отгороженный от кабины летного экипажа, был предназначен для главной персоны и его ближайшего окружения. Там, у правого борта, был добротный стол и два глубоких кресла. По левому борту вместительный мягкий диван. Ну, там, ковры, бронзовые ручки, мягкая обивка… Да вот и все. А во втором салоне, через дверь, – широкий стол, множество стульев, буфет, кухонька, продовольственный камбуз, гардероб, рубка радиста.

Вход и выход по широкому ковровому трапу с перилами, встроенному под хвостовую часть фюзеляжа и выпускаемому под хвостовое оперение электромеханической кинематикой. Удобно и комфортно – никаких аэродромных трапов.

Самолеты были штучным изделием – их построили всего в двух экземплярах. Один был предназначен для Никиты Сергеевича Хрущева, а второй – пока был в резерве и должен был закрепиться за Председателем Совета министров Н. А. Булганиным.

Но на смотринах Никита Сергеевич сразу отверг этот самолет. И причиной тому был… трап.

– Это что ж, – бурлил он, – меня встречают с левой стороны, ковровые дорожки выстилают, почетный караул строят, а я выхожу из-под хвоста, вроде как из задницы. Не-е-т, на этом самолете я летать не буду.

Пришлось Витковскому принимать огромный пассажирский Ту-114, тоже, конечно, переоборудованный под соответствующую персону. Зато выходная дверь была там с левой стороны. Правда, сидела она так высоко, что на аэродромах всего буржуазного мира не было ни одного подходящего трапа, который мог бы достать до нее: строились целые пирамиды, чтобы извлечь из самолета драгоценного гостя. Он даже потешался: вот какие у нас советские самолеты – ни один капиталистический трап к ним не подходит!