Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, блядь, так и произошло, — с гордостью говорит Леви. — Просто смотри. Мой отец будет в ярости, когда в течение часа позвонит Роману, чтобы убедиться, что это были не мы, но он уже знает правду. Это был отец Антонио, Виктор, мстивший за смерть своего сына.
— И что теперь? — Спрашиваю я, когда Маркус подходит ближе к телевизору, хватает пульт и снова прибавляет громкость, досматривая оставшуюся часть сюжета.
— Теперь мы расслабляемся и смотрим, как разворачивается шоу, — говорит Роман, проходя через комнату и наполняя маленький бокал идеально круглыми кубиками льда и своим дорогим виски. — Наш отец — старший из пяти сыновей. Джованни, Виктор, Джозеф, Филипп и Луи. Виктор — заместитель нашего отца; у него пятеро собственных сыновей. Что ж, теперь, когда мы убили Антонио, их число сократилось до четырех. Джозеф, насколько нам известно, остается чистым. Он не хочет иметь ничего общего с семейным бизнесом. Филипп такой же грязный, как и Виктор, хотя он будет держаться подальше от этой конкретной войны, потому что у него две маленькие дочери. Луис — младший из наших дядей, а Роналду был его единственным сыном.
Я падаю на диван, пока пытаюсь обдумать все, что он только что сказал и разобраться в генеалогическом древе ДеАнджелисов, но, думаю, мне понадобится кто-нибудь, чтобы составить его.
— Это… куча людей, которых вам нужно убрать с дороги.
Роман качает головой.
— Не совсем. Некоторые из них умрут прискорбно, но тщательно спланировано, чтобы те, кто выживет в конце, легко переметнулись на темную сторону. Нам не придется беспокоиться об их преданности, поскольку они уже принадлежат нам.
Я тупо смотрю в другой конец комнаты, отключившись от новостей, которые идут на заднем плане.
— Итак, кто следующий?
Леви опускается рядом со мной, его рука опускается на спинку дивана.
— Мое предположение? Один из оставшихся сыновей Виктора. Они вспыльчивы, и после того, как узнали, что Роналду убил их старшего брата, его смерти им будет недостаточно. Они жаждут крови и нападут на жену Роналду или на его отца… скорее всего, на его отца, учитывая отношения Антонио с Моник. Но они слишком неопытны, чтобы противостоять такому человеку, как Луи. Он убьет их, и как только он сделает это, он отправится за Виктором.
— Но мяч на площадке Луи, верно? После того, как Виктор убил Роналду. Сейчас должна быть его очередь мстить, а не сыновей Виктора.
— Технически, да, — говорит Роман. — Но в реальном мире ты наносишь удар, когда можешь. Война — это игра, в которой нельзя прощать, и она несправедлива. Луи — терпеливый человек, который предпочел бы мир в семье, но как только сыновья Виктора придут за ним, и он почувствует вкус крови, его уже будет не остановить. По крайней мере, до тех пор, пока не вмешается Филипп.
— Ни хрена себе, — выдыхаю я, протягиваю руку и забираю дорогое виски Романа прямо у него из рук. Я выпиваю его залпом, прежде чем у него появляется шанс спасти его, нуждаясь в дозе больше, чем в следующем вдохе. — Это… буквально безумие.
— Один за другим падут его солдаты, — медленно произносит Роман, его глаза темнеют от его зловещего плана. — Мой отец теряет свое ближайшее окружение, и каждая смерть приближает нас на шаг к свободе и власти.
— Просто подожди, пока дело не дойдет до жен, — бормочет Маркус, в его дьявольских глазах появляется возбуждение. — Ариана и не поймет, что ее поразило. — И не прошло и секунды, как он плюхнулся на большой двухместный диван в другом конце комнаты и оглянулся на Леви с веселой ухмылкой. — Знаешь, Шейн подумала, что ты говорил серьезно, когда сказал ей, что черное платье принадлежало маме? Она думала, что мы заперты в этом большом замке и развлекаемся с цыпочками, одетыми как наша покойная мать.
— Ну, блядь, — смеется Леви. — Мы по уши в дерьме, но даже мы знаем, где провести черту.
21
Обернув теплое полотенце вокруг тела, я примостилась на краю ванны — пар все еще витает в воздухе. Мне никогда не везло на ванные комнаты с теплым полом и полотенцесушителем, но теперь, когда я испытала это удовольствие, назад дороги нет.
Сладкий запах теплого ванильного сахара напоминает мне о доме, когда я достаю свой любимый лосьон из сумки с туалетными принадлежностями, которую парни прихватили из моей квартиры, и выдавливаю немного на ладони. С тех пор, как я здесь, мои ноги повидали многое, но на этой неделе им дали шанс по-настоящему зажить. Глубокие порезы от беготни по лесу и царапанья по асфальту не пошли им на пользу, и хотя им предстоит пройти долгий путь, прежде чем я смогу признать их как полностью зажившие, они выглядят и чувствуют себя намного лучше, чем были.
Болезненный стон вырывается из глубины моей груди, когда я втираю лосьон в больные ступни, прежде чем медленно продвигаюсь вверх по икрам и делаю все возможное, чтобы свести к минимуму видимость каждого из моих шрамов. Некоторые из них легко исчезнут, но другие будут существовать до скончания времен.
Я нахожусь на полпути к нанесению лосьона на нижнюю часть тела, прежде чем зеркало, наконец, распотевает, и я сосредотачиваюсь на шрамах, которые труднее скрыть. Боль разрывает мою грудь с каждым рубцом, на котором я сосредотачиваюсь, вспоминая точный момент, когда я его получила.
Выцветающие бороздки там, где Лукас Миллер оставлял свои отметины, беспорядочно переплетаются с неглубокими порезами, которые Леви и Роман оставили на моей коже. Самые старые шрамы для меня ничего не значат, просто серебристые линии, оставленные разгневанным мужчиной, подпитываемым властью и контролем. Но мой желудок сводит волнами ужаса и горя, когда я смотрю на сморщенные красные раны, которые рассказывают совсем другую историю. Это предательство — то, от чего я, возможно, никогда не излечусь; ни морально, ни физически.
Большую часть утра я провела, тренируясь с парнями внизу, и, как и в прошлый раз, Леви и Роман выкрикивали приказы, а Маркус стоял в стороне, желая, чтобы именно он повалил меня на задницу. Правда, потом он бы еще и поцеловал ее как следует.
Не имея никаких других планов на остаток ночи, я снимаю заколку с волос, и мои длинные темные локоны мягкими волнами спадают по спине. Полотенце падает на пол, когда я выхожу