сам Давид тоже гуглил все это, желая углубиться в суть и открыть то, что другим скрыто. Однако ничего так и не нашел.

Пока.

Кала прислушалась внимательнее, заерзала на месте, тем самым задев Машу, которая тотчас презрительно скривила губы. Давид изобразил на бумажке черточки. В общей сложности — три штуки.

— Короче, мудила вырезал одну полоску на руке у Обольского, — пояснил Федор. — И две у Саши Смоуг. Может, это что-то типа нумерации, а, может, и нет.

Теперь заерзала и Маша.

— А Тимофей? — уточнила Казанцева. — На нем оставили метки?

Соколов самодовольно усмехнулся, обрадовавшись тому, что девушка интересуется тем, что интересно и ему самому.

— А вот хз, — ответил он. — Он так разложился, что… Ну и мы не знаем, делали ли ему уже вскрытие.

У Калы сильно разболелась голова. В какой-то момент ей даже показалось, что она находится во сне — Чопра словила приступ дереализации. Она задумчиво смотрела на эти полосы на бумажке, и затем осторожно спросила:

— Они располагались горизонтально или вертикально?

— Горизонтально, — кивнул Федор. — Да же, Давид?

Кала сглотнула странный ком, образовавшийся в горле. Действительно, можно было бы посчитать, что эти знаки — римские цифры. Но Чопра вдруг поймала очередную ассоциацию. Брахми. Одна из древнейших разновидностей письма в Индии. Они тоже вместо первых трех цифр использовали именно черточки, вот только, в отличие от римских, они писались именно горизонтально.

Да ну — бред какой-то. Она ведь проверила Джея вчера. Он, действительно, работал фотографом на свадьбе в момент, когда на сцену сбросили тело на съемках «Маски». Да и пропуска в Главкино у Бхата нет, а там все кишело полицией.

— Что ж, раз Давид у нас — Билли Лумис, — прозвучал издевальческий тон Маши. — То ты, Федь, — Стю Мэйхер?

Улыбка сползла с лица Соколова. Он терпеть не мог персонажа, которым обозвала его Казанцева, поскольку в двойке убийц Стю был придурком, а вот Билли — горячим красавчиком.

— Убийц двое, — пораженно прошептала Кала, улавливая нить диалога лишь урывками.

Ей даже показалось, что у нее волосы на голове зашевелились.

Федор же от возмущения даже не нашел, что ответить Маше, поэтому был рад, что Чопра сменила тему.

— Ну да, — кивнул он. — Разве это не очевидно? Во всех частях «Крика» убийц двое. И в прошлом сезоне «Маски» тоже было двое. Это канон.

Кала побледнела до такой степени, что ее обычно смуглая кожа могла показаться со стороны зеленоватой. Словно ее вот-вот стошнит.

— Э, только не блевать на ковер! — вскинулся Соколов.

Чопра же в следующее мгновение подскочила на ноги и пулей вылетела из комнаты. Маша ухмыльнулась. Меньше народу — больше кислороду.

Федор торжествовал. Благодаря Давиду у него получилось собрать компанию не просто из-за пространных рассуждений, а по более весомому поводу. И это было прекрасно. Казанцева решилась. Отрывисто выдохнула, как делают перед тем, как выпить крепкое спиртное, и встала с дивана. Федор наливал пунш, едва ли не пританцовывая, когда к нему подошла Маша. Она игриво усмехнулась и облокотилась бедром о стол. Парень стрельнул глазами в ее сторону. Все-таки она была хороша. И, возможно, сама не сознавала насколько. Нужно обязательно ей на это указать. Обязательно.

— Я верно поняла, что теперь вы с Давидом будете вести свое частное расследование?

На губах парня расцвела улыбка.

— Да, мы будем, — кивнул Соколов, — А что? Хочешь присоединиться?

И, чуть помолчав, Федор добавил:

— Ты это… Не передумала менять имидж Снежной королевы? Я, между прочим, все ещё жду.

На этот раз улыбка Федора была почти ласковой. Маша улыбалась в ответ — открыто и немного лукаво. До чего же ей нравилась эта ситуация. Прекрасная отдушина после ее столкновения с Воробьевым на последних съемках. И, кажется, Федор ей тоже нравился. Возможно. Совсем чуть-чуть.

— Даже не знаю, — пропела девушка, обворожительно похлопав ресничками. — Менять имидж — означает выйти из зоны комфорта. Для этого нужен весомый повод.

Федор был хорошим парнем. И, конечно, не заслуживал того, чтобы быть чьим-то утешением. Подобная роль означала, что его рано или поздно сменят на главного героя сердца, а Соколов был тем, кто умел любить крепко и, конечно же, в таком случае страдал бы. Но мы ведь никогда не выбираем, кого любить? Вот и Федор не выбирал, втрескавшись в Машу, которая гонялась за Воробьевым.

И зная все это, он радовался тому, что девушка пошла на контакт. Хотя повода для радости не было — лишь путь к разбитому сердцу.

— А я разве не повод? — посмеялся Федя.

На такие вопросы либо отвечают положительно, либо унизительно. Внутренне Соколов был готов ко второму и даже заранее продумал ответ. Но, конечно, где-то в глубине души мечтал, чтобы ему ответили положительно. Не только Давид был дурачком в этом союзе.

Маша вдруг смягчилась. Немного расслабилась, вновь улыбнулась. Протянула руку и почти невесомо коснулась руки Федора, при этом продолжая смотреть ему в глаза.

— Повод, — серьезным тоном подтвердила она.

Казанцева плавно приблизилась к Соколову. Она не собиралась обманывать его на этот раз.

— А что, если я и есть убийца? О таком исходе ты не думал?

— Значит ты меня убьешь. Ну и ладно — не велика потеря. Зато меня запомнят навсегда. Войду в историю. Так что это даже круто.

Внутри у нее что-то весьма внезапно дрогнуло.

— Обещаю, если Духоликий — это я, то ты выживешь, — Казанцева попыталась отшутиться.

Она и бы, и правда, никогда не причинила ему зла.

Федор с удивлением смотрит на нее. Почти с недоверием. Он мог бы порадоваться, но вместо этого ему немного нервно от этих слов. И свою нервозность Cоколов маскирует улыбкой.

— Буду самцом Сидни, да? Тоже неплохо.

Маша, стоя так близко от Федора, ощутила даже некое головокружение. Она отпустила его руку, но для того, чтобы теперь коснуться лица Соколова. Она было уже поднялась на носочки и потянулась к нему…

Маше нравилось и то ощущение, которое возникало у нее рядом с Федором. Словно она достойна лучшего, большего. Рядом с ним ей не приходилось лебезить, как при разговорах с Воробьевым. Не приходилось притворяться кем-то другим. Словно Соколов принимал ее даже такой — колючей, холодной, настроенной лишь на мрачные мысли. А что… что, если с ним она сможет открыть и другие стороны себя? Научиться мягкости, легкости, теплу? Тому, чего ей так не доставало. Тому, о чем она мечтала каждый день. Скучала, никогда прежде этого не имея.

Ему нравится эта близость. Очень нравится. Но все то, что приятно, быстро заканчивается.

Вдруг у Казанцевой