испугом в душе. С другими я начинал двигаться сразу, а с ней замер всем телом, морщась от собственной боли и боясь даже дышать. Как же тесно. Как же в ней, бл**ь, тесно! Мышцы лона сдавили настолько сильно, что выбили из меня весь дух. Я чувствовал каждый мускул, чувствовал влагу, и боялся двинуться, чтобы не кончить сразу.

— Все пройдёт, Котёнок. Маленькая моя. Девочка моя. Прости. Прости, моё солнышко. Любимая моя.

Целовал её веки, скулы, губы, переплетал свои пальцы с её, и сам не понимал как это слово вылетело из меня. Само собой. Словно так и надо. И понимал, что люблю. Действительно люблю. Безумно, безудержно, глупо. Не смогу без неё. Ощущал, как она гладит меня в ответ, как подставляет свои губы моим, и понимал что сдохну без неё. Не смогу. Не справлюсь. Она одна мне подарила столько, сколько я за всю свою жизнь не видел.

— Малышка моя. Будет больно, скажи. Я прекращу.

Медленно начал двигаться, дождавшись кивка, и попутно ласкал её тело.

— Обхвати меня ножками, детка. Вот так. Умница моя. Чёрт, какая же ты сильная у меня.

Добившись новых стонов, начал ускоряться, чувствуя как адекватность постепенно ускользает от меня, оставляя лишь жгучий голод. Сжал её грудь, целуя шею и оставляя свои следы. Красные отметки словно орали всем вокруг что она моя. Моя, бл**ь, моя! С рыком всаживался в неё, выбивая уже не стоны, а крики. Крики удовольствия, которые сводили меня с ума ещё больше. Да, Котёнок. Кричи для меня. Кричи. Я хочу их слышать. Хочу слышать как ты кончаешь. Давай же, душа моя. Давай, бл**ь, малышка, сжалься!

Сжал соск между пальцев, добивая её, и да! Ножки сильнее сжали мою талию, а ногти с силой вонзились мне в спину. Мышцы влагалища зашлись в судорогах экстаза, унося и меня за собой. Впервые мир разлетелся атомной бомбой в мозгу, лишая меня возможности, наконец, думать. Хотя бы думать.

Всю свою жизнь я гнался за этим. Именно за этим. Искал это в каждой. Сколько их было? Время в Доме удовольствий я не беру в счёт, который и без него был до отвращения велик. Но только в этой маленькой и хрупенькой девочке я обрёл до чего был так голоден. За всю мою жизнь мой разум и моё тело, наконец-то, обрели покой. Моя душа наконец-то была дома в руках девочки с пороком сердца, которая сумела сбежать из плена, пробежать через лес, не взирая на осколки стекол в ногах, и заставить меня поверить ей.

Провёл пальцами по щеке с ярким румянцем. Обвёл контур пухлых губ. Моя маленькая сильная девочка. Мой маленький воин.

— Ты на меня смотришь, — со счастливой улыбкой прошептала она, открывая свои одурманенные глазки.

— Любуюсь своей женщиной.

Её улыбка стала шире, и маленький пальчик прошёлся по моим губам.

— Женщиной…

Но тут она замолчала и улыбка исчезла с ее губ.

— Что такое, Котёнок? Тебе больно?

Конечно больно, олень! Ты до сих пор в ней и на ней! Но девушка покачала головой и нахмурилась. Что-то беспокоило её, и с любой другой я бы просто встал и ушёл мыться, а с ней… Мне было важным знать, что в её голове сейчас.

— Скажи мне что не так, девочка?

Румянец стал ещё сильнее. Она закусила губу и неуверенно подняла на меня взгляд.

— Я теперь тебе не интересна стану, да?

Не понял.

— О чём ты?

Она пожала плечом, багровея ещё сильнее и не зная куда деть взгляд.

— У меня была только девственность. Я не умна и не сногсшибательно красива, как Ригина или… Ирина, и вдобавок еще и люблю тебя…

Я сжал её волосы на затылке и со всей злостью завладел ртом, кусая губы и наказывая этим.

— Ты божественно прекрасна, Котёнок, — заговорил со всей строгостью, чтобы до неё, наконец, дошла эта простая истина. — И люблю я тебя не за нежность кожи, не за шикарную грудь и не за твою девственность, хотя роль она тоже играет. Я люблю тебя за то, что ты смогла выжить и найти меня.

Её взгляд заволокло слезами, а на лице отразилось неверие.

— Ты любишь меня?

— Да, глупышка. С того самого момента как услышал твой голос и увидел эти потрясающие глаза. Ты лучшее что было в моей жизни, Котёнок. И я не отпущу тебя. Никогда.

По вискам скатились слёзы, но только её счастливая улыбка и крепкий, неумелый поцелуй, дали понять, что я всё сказал правильно. Может быть, чего-то не досказал, но в целом всё было правдой. Именно тогда на дороге эта израненная девочка ворвалась в мою душу и навела там хаос. Я пытался сопротивляться. Пытался достучаться до неё, донести насколько это не разумная идея, но она заставила меня принять её выбор и её правила, когда отдала все свои силы рядом с моей койкой и вступила в драку с долбаной Ириной. Я видел запись. Видел насколько она была неуверенна в себе, как боялась, но защищала меня, пока я валялся куском мяса. Я готов ей руки целовать, ноги, землю по которой она ходит, но даже этого мало чтобы показать ей насколько я люблю её и как восхищен своей маленькой девочкой. Моим солнышком. Моим маленьким миром света и добра.

Я только начал разогреваться, снова терзая ее губы и подчиняя своей воле, как раздался этот противный звук дверного звонка. Завтра же его поменяю. Но так чертовски не хотелось отрываться.

— Давай скажем, что нас нет, — предложила Марина, заставляя меня улыбаться в её губы.

— Если мы скажем, то открывать придётся, Котёнок. Это, наверное, Волк. Я быстро его спроважу.

Начал выходить из неё, и Марина зашипела от боли, сморщив носик.

— Прости, прости! Скоро всё пройдёт, обещаю.

Она подняла на меня растерянный взгляд, садясь рядом со мной.

— Я думала, больно больше не будет.

Чёрт. Если я сделал всё правильно с прорывом плевы, то дальше у меня снесло крышу. Я брал её слишком жестко, вбиваясь в податливое тело по самые яйца. Как бы не последовали осложнения.

— Какое-то время будет дискомфорт. Завтра я привезу тебе лекарства, чтобы это быстрее прошло, а сейчас ложись отдыхать.

Натянул штаны, которые так и болтались на одной ноге, и поплёлся открывать, проклиная свою недальновидность по этому поводу и сраный визит Волкова. Я был всё ещё голоден Мариной. После этого секса пришла лишь лёгкая удовлетворённость, но через пару часов голод усилится, а без хорошей смазки, рана будет заживать дольше,