Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двор был заставлен пожарными машинами, полицейскими машинами, была видна и труповозка — небольшой белый фургончик-рефрижератор, никак не выдающий своего страшного предназначения. Выделялись полицейские машины — пятый отдел, по борьбе с бандитизмом. Обычные машины, без опознавательных знаков — но придурки афганцы выдали спецмашинам спецсерию номеров. Отдел по борьбе с бандитизмом зовется здесь своеобразно — отдел преследования.
Машину пришлось оставить за внешним оцеплением. Дальше не пускали, пришлось идти пешком. Старое офицерское удостоверение вкупе с титулом и определенной известностью в который раз сыграли за пропуск…
Все окна были опалены и выбиты. Попадание «Шмеля», не спутаешь ни с чем. Мало кто знает, что «Шмель» создавался по заказу войск РХБЗ[69]как средство для выжигания на местности очагов распространения некоторых опасных веществ и бактерий. Все-таки две с лишним тысячи градусов в эпицентре и доставка на дистанцию до трехсот метров в неизменном виде, ракетой — достаточно, чтобы не заразиться самому. Потом кто-то установил экспериментальным путем, что при попадании ракеты в помещение гибнут все в нем находящиеся, и в соседних тоже — от смертельной баротравмы и от воздействия огня. Теперь «Шмель» стал самым грозным носимым оружием пехотинца, спасения от него никакого не было.
Внизу, у дверей, стояли две машины, нос к носу. В обоих я опознал наши, одна принадлежала Арабу, вторая — служебная. Обе изрешечены в хлам, конвойный «Интер» стоит на ободах, борт как дуршлаг. Слева от меня. У самого входа, рукой подать — еще дымится полицейский пикап, пулеметная турель снесена из чего-то крупного. Везде — втоптанные в землю гильзы, кое-где накрытые белым саваном, бурящиеся пятнами тела, какие-то уже унесли, и от них остались только обводы мелом. У моих машин тел не видать.
Я посмотрел по сторонам, потом подпрыгнул. Так и есть. Забор — а дальше застройка и виден минарет. Двести пятьдесят — двести семьдесят. У старого «Шмеля» крейсерская триста — триста пятьдесят, новый, «Шмель-М» пробивает по паспорту на восемьсот, но реально: шестьсот — шестьсот пятьдесят. Ни того ни другого мы афганцам не давали и сами использовали редко — мы еще не рехнулись. Одно попадание «Шмеля» в блокпост — гарантировано несколько трупов.
Непонятно было, почему пикап полицейский. Неужели не опознали полицейских и приняли за кого-то другого? Да быть не может — машина же в раскраске, с сиреной. Может, полицейские их за кого не того приняли? А вот это может быть. Афганцы стреляют, потом задают вопросы, и если мои охламоны перебили полицейских — работу можно сворачивать. Здесь бытует кровная месть, и работать больше не дадут никак.
И куда они делись. Задержали?
Я подошел к двери подъезда, жандармский фельдфебель придержал меня в двери. Я показал еще раз карточку, фельдфебель козырнул. Я привык здесь ходить в афганской одежде, это безопаснее при любых раскладах. Охрана тоже не помогает, скорее наоборот — если у тебя есть охрана, значит — тебя стоит убить.
Сверху спускалась шумная компания, афганцы и русские, во главе русский. Он раздраженно посмотрел на меня.
— А это еще кто…
Даже огорчаться не стоит — жандармерия и полиция и сейчас, и сто лет назад отличалась прискорбно низким уровнем цивилизованности и возмутительными манерами. Полицейского, при всем его звании, не пустили бы ни в одно армейское присутствие, не говоря уж о флотском.
— Вы кто такой?!
Видимо, что-то в моем виде поставило хама на место…
— Идите. Я догоню…
— Будете?
«Ира»[70]. Известная отрава…
— Не курю…
Жандармский следователь — а может, и не жандармский — приоткрыл новомодный стеклопакет, чтобы стягивало воздух, щелкнул зажигалкой. Оригинальная ИМКО[71], дорогая, с гравировкой. Стилизация под начало века, под винтаж. Такие дарят.
Потянуло дымком. Не так уж и плохо, чтобы заглушить жуткий запах мертвечины. Доносящийся уже и сюда сверху. Горелым пахло не особенно сильно…
— Ротмистр Балуевский. Ваши люди…
Я кивнул.
— Сколько там?
— Пятеро. Одна, кажется, женщина…
Аллах Акбар.
— Хозяйка дома.
— Да я понял…
Жандарм пустил струйку дыма в окно.
— Что они тут делали?
— Проверяли сигнал.
— Нелегальная точка?
— Вот именно.
— Нас, конечно, не вызвали.
— Мы работаем сами.
Следователь жадно затянулся:
— Еще что?
— Ничего. Бывает.
— Да, бывает. Что и слон летает…
Жандарм явно нервничал — недокуренная сигарета полетела в окно.
— Значит, работать не будем.
— О чем вы, простите?
— О том. О том, сударь. О «Шмеле», который влетел в квартиру — я все же в морской пехоте служил, понимаю, что к чему. О полицейских, которых ваши люди перебили. Кстати — орудие поддержки на себя купили?
Я пожал плечами:
— Вы поступили бы иначе?
— Да нет. Наверное, так же…
— Я так понимаю, там наверху — четверо. А сколько вообще погибших?
— Один из ваших, похоже, ушел… — сказал жандарм, — поднялся наверх, привязал веревку, спустился по ней и дай бог ноги.
Араб ушел. Где Аскер? Неужели… он и есть с…а. Нет же, нет. Я его сам видел, и Араб видел. Если он крыса — нам обоим надо профессию менять. На клоуна, например.
— Я могу провести опознание?
— Можете. Пришлите мне фото и данные тех, кого собираетесь опознавать, — и вперед. Без этого не имею права.
Оба мы знали, что я этого не сделаю. Оба мы знали, что, если я предложу взятку, он откажется. Вот такая ситуация.
— Я вам предлагаю определиться, Ваше Высокопревосходительство. Либо вы с нами, в команде — либо вы сами по себе. Если вы в команде — тогда будьте любезны играть с открытыми картами. Если нет — справляйтесь с проблемами сами. Как знаете.
— Мы с вами на одной стороне.
— Да. Вот только вы иногда забываете про это. И забыли про одно обстоятельство. Про закон. Вы организовали эскадрон смерти, устраиваете в городе перестрелки в стиле Дикого Запада, и…
Учить он меня тут еще будет, козел…
— Любезный господин ротмистр. Остановитесь. Если есть желание понять, почему я скрываю информацию, — посмотрите вниз. Вам не приходило в голову задать кому-нибудь очень простой вопрос — а какого хрена вооруженные до зубов полицейские напали на моих людей? Спутали с кем-то? Бывает. А тот джамаатовский со «Шмелем», который вон с того минарета бил, — он салют хотел сделать или как? Вы, кстати, туда на минарет не поднимались? Не искали хазрата[72], не спрашивали, кто с его минарета стрелял?