– Ясно! То есть, когда я уезжал оттуда, где много людей…

– …ты упрощал им работу. Отсюда и выбор мест нападения.

– И, знаешь, что самое забавное? Они так до конца и не выяснили, кто именно засланец – ты или Сергей!

– Верно, мы и живём в соседних домах, и в школе вместе и на тренировках…

– …а когда Десантники устраивали нападения, вы тоже оказывались вдвоём – и на Бештау, и на птицеферме, и в Силикатах. Вот они и путались.

Дядя Костя сделал паузу и добавил, как мне показалось – неохотно.

– Когда мы проанализировали три этих нападения, то заподозрили нечто в этом роде. И постарались спровоцировать их на новую попытку.

…вот, значит, как! Кто бы сомневался, впрочем…

– Значит, мы были вроде сыра в мышеловке? Генерал виновато развёл руками.

– А ты чего хотел, внучек? Это война, а на войне, знаешь ли, не до церемоний. Но о безопасности мы подумали, вам ничего не угрожало. И если бы ты не сунулся к окну со своим чудо-оружием…

– А что мне было делать? – возмущаюсь. – Я же не знал о ваших планах. Вот если бы заранее предупредили…

Генерал сощурился.

– И ты бы согласился, чтобы твои друзья так рисковали?

– Ну, не знаю…

– Вот то-то и оно. – он отодвинул чашку. – Ф-фух, больше не лезет, лопну… Ты, вот что: винтовочку свою показал бы как-нибудь? Толик с Кармен мне уже все уши о ней прожужжали, любопытно, что это за чудо-оружие такое?

– Да, конечно. – киваю. – Только почему «как-нибудь»? Она здесь, в моей сумке, разобранная. Нести?

– Валяй.

На цыпочках, чтобы не разбудить Аста, захожу в спальню, извлекаю из-под кровати свёрток. На сборку «покемонгана» уходит не больше минуты.

– Вот, смотрите. Я с собой её взял, потому что опасался – вдруг отцу вздумается в чехол заглянуть, а там только гладкий сменный ствол, да железяки напиханы. Вообразит ведь невесть что, с ума сойдёт…

Кривлю душой, разумеется – оружие я сюда перевёз совсем с другими целями. И, кстати – любопытно, почему у меня его до сих пор не конфисковали?

Дядя Костя вертит бывший «ИЖак» в руках, поднимает к плечу, целится куда-то в темень. Потом переламывает затвор, заглядывает в ствол и одобрительно цокает языком.

– Молодец, в порядке оружие содержишь. Это, значит, ты сам сваял, из Саниного подарка?

Саней он называет моего родного деда, своего брата.

– Да… в некотором роде.

– Что ж, толково. Надо будет документик тебе на него состряпать, как на спортивное оружие. Мало ли, пригодится?

– Спортивное? – не скрываю удивления. – Так я же не занимаюсь стрельбой…

Теперь займёшься. И удостоверение сделаем, и разрешение на оружие, не проблема. Как она в деле, кстати?

– Удобная, – говорю. – И бой приличный. Я в того, на заборе, куда целил, туда и попал – в бедро, чуть выше колена.

– Сделано, вроде, аккуратно… – он ещё раз клацнул затвором. – А хочешь, я отдам нашим оружейникам? Доработают малость, то сё…

– Конечно – говорю с энтузиазмом. – Я даже прикидывал, что надо сделать. Давайте набросаю, а они посмотрят…

Генерал с удивлением смотрит на меня и пододвигает блокнот с карандашом.

…ну, всё, не спать мне сегодня…

1979 год, 31 марта

Москва

Последний день каникул

Гроб беззвучно опустился в чёрную, с осыпающимися краями яму. Ни траурных лент, ни канатов, перевитых красными и чёрными шнурами – обычные верёвки в трясущихся руках запойных работяг. Четверо, стоящих возле могилы одинаковыми движениями вытащили из-за отворотов пальто и курток пистолеты, оттянули затворы. Негромко хлопнул залп салюта – видимо, в магазинах были холостые патроны, потому что гильзы, как это положено при стрельбе боевыми, не вылетели. С голых берёз снялась с пронзительным карканьем стайка ворон. Четверо передёрнули затворы – новый залп, карканье, хлопанье чёрных крыльев.

И ещё раз.

Ваганьковские гробокопатели смотрели на этот ритуал равнодушно, опершись на лопаты – спасибо, хоть папироски попрятали в кулаки. Здесь давным-давно разучились удивляться и задавать лишние вопросы. Тем более, таким серьёзным людям.

Один из четверых подал знак, и лопаты дружно замелькали, обрушивая на крышку гроба комья оттаявшей земли вперемешку со снегом. Другой – вернее другая, смуглая, латиноамериканской наружности девушка, – присела на корточки и стала снимать мешковину с каменной плиты, дожидающейся своего часа на дощатом поддоне-волокуше.

– Ну, вот и всё, Женя. Как там сказано в одной не самой глупой книге: «Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов».

Дядя Костя надвинул на лоб каракулевую шапку-пирожок, типичный головной убор советских, выше среднего ранга, номенклатурщиков, прославленный на весь мир дорогим Леонидом Ильичом.

– Поехали-ка ко мне, пообедаем. Родители твои сейчас одно равно на работе, а к вечеру я тебя домой отвезу, не переживай.

Я кивнул – говорить не хотелось – и пошёл вслед за ним, к выходу с кладбища, где на стоянке, покрытой грязным весенним снегом, ждала его «Волга».

С «конспиративной дачи» мы уехали рано утром – на часах не было и восьми. Погрузились уже в знакомый микроавтобус с задёрнутыми шторками и засопели потихоньку в пропахшем бензином и машинном маслом тепле салона, добирая часы сна. Дорога не заняла много времени – меньше, чем через час «РАФ» остановился. Дверь открылась, и в салон просунулась улыбающаяся физиономия Карменситы.

– Женя, выходи, сomandante Коста говорит, что дальше поедешь в его машине. Сompañeros Серхио, Мила – hola, скоро увидимся!

Сделала ручкой удивлённым ребятам и исчезла, прихватив наш с альтер эго рюкзак.

Пересадка меня не удивила – мы ещё вчера условились, что ребят развезут по домам, а мы с дядей Костей отправимся на Ваганьково, куда уже доставили гроб с останками «спецотделовца». Так что, наскоро прощаюсь, жму Асту руку, чуть помедлив, чмокаю Миладку в щёчку – пора!

– Между прочим, знаешь, кто был погибший?

Дядя Костя сам сел за руль – Толя с Кармен остались проследить за установкой памятника и завершить необходимые формальности. Водит генерал виртуозно, хоть в ралли, хоть в стритрейсеры…

– Документы видел. – отвечаю. – Имя, фамилия мне ничего не говорят, а вот место и дата рождения действительно наводит на любопытные мысли.

– То-то, что наводит… чтоб тебя, ослеп, что ли?..

Генерал резко выворачивает руль и сигналит подрезавшему его мусоровозу. Тот огрызается утиным кряканьем клаксона – конечно, этой публике наплевать и на чёрные «Волги», и на спецномера, и вообще, на всё на свете. Их дело – дерьмо возить.