— Поразительно, — я всё же округлил глаза, — Какая мощь! Научите, господин Анфим?

— А? — тот так и продолжал таращиться на свои пальцы.

Всё же мозги у дюжинника были на месте. Поразмыслив пару минут, он показал вниз:

— Это путь в «повинный погреб». И, я так думаю, туда мы не пойдём.

Из коридора послышался оклик. Оглянувшись, мы увидели бегущего к нам парня, практически мальчишку, в форме местной прислуги.

— Господин Анфим, ваше магическое благородие! Господин дюжин… ой! — тут юнец словно споткнулся, когда увидел, что мы стоим рядом с трупом, вокруг которого растекается лужа крови.

— Ну? — спросил тот.

— В ва-ваших по-по-по…

— Ну!!!

— В ваших покоях советник Феокрит. Он говорит, это срочно.

Я вспомнил второго советника, который сопровождал царя Нереуса. Такой же светловолосый, как и Анфим, только в голубой магистерской мантии.

Анфим шумно выдохнул, готовясь выругаться, но сдержался. Потом двинулся за служкой и махнул мне догонять:

— Раз дела плохи, будешь рядом ходить, — при этом он снова посмотрел на свои пальцы, недоверчиво помахал ими, — Всё равно, кроме меня, твою бросскую задницу тут никто не убережёт.

Я всем своим видом выразил смирение и согласие, старательно пряча улыбку. Ну, конечно, дюжинник, ты щит мой и надёжа!

Глава 29

Покои Анфима находились совсем в другом крыле. Не знаю, как жили сотник и его десятники, но маги во всех мирах имели склонность к роскоши, и дюжинник не был исключением.

На лестнице и в коридоре, ведущих к его покоям, я не увидел даже намёка на солдатскую аскетичность. Пол и даже стены, отделанные красным бархатом, украшенные картинами и статуями… Тут были ещё двери, и я так подозревал, наверняка где-то здесь обитал и сотник.

Заботило меня другое… Магия разила отовсюду.

Я шёл, вдыхая запах знакомых и не очень защитных плетений, и чувствовал себя, будто попал в прошлое. Даже интересно, окажись я снова Всеволодом Тёмным, смог бы пробить местную охранную магию?

На первый взгляд, магия довольно сильная. Но следует помнить, что и я сейчас далеко не магистр, а всего лишь старший послушник… Пусть чутьё у меня стало поострее, но в мире магии путь от второго ранга до пятого — непреодолимая для многих пропасть.

Я остановился у одной из статуй, явно изображавшую бога света Яриуса. С меня ростом, но стоящая на высоком постаменте. В доспехе, с занесённым над головой молотом, с развевающимся за спиной плащом. Лицо искажено благородной яростью, глаза и молот мерцают магическим блеском.

Непосвящённый зевака подумал бы, что это так и задумано скульптором-магом — для красоты, для придания образу ярости. Но я чуял, что этот блеск являлся частью охранного заклинания… Сдаётся мне, эта статуя в случае надобности может опустить этот молот на голову захватчика.

Анфим со служкой, не заметив моей остановки, шли дальше. А я рассматривал глаза статуи, и мои губы тронула неожиданная улыбка.

— Ну, здравствуй, брат, — прошептал я.

Где-то на тонком астральном плане будто бы произошёл толчок, сотрясший всё мироздание. Ни мир, ни люди ничего не почуяли, но бог Яриус меня услышал.

И правильно. Пусть нервничает, потому что это он, грязь небесная, заварил всю эту кашу, думая, что повеление стихией Света делает его вестником истины.

— Не забыл обо мне? — спросил я, глядя в мерцающие глаза и мысленно гадая, это мой собственный вопрос, или же мной сейчас управляет инкарнация Хморока.

Нет, я не чувствовал себя марионеткой, только глупец будет так думать. Цели Хморока и мои, Всеволода Десятого из другого мира, были для нас одинаково важными. Так же, как и цель Малуша, чья душа растворилась в наших с Хмороком душах…

Борьба с Бездной в попытке сохранить жизнь моей дочери. Борьба с глупостью бога-брата, который вознамерился давным-давно нарушить равновесие, из-за чего этот мир может просто перестать быть.

А ещё попытка обратить своё племя в правильную веру… Ведь этот чёртов бросс-лиственник Малуш как-то узнал, что бог Хморок перед исчезновением узнал истину о Древе.

Нас трое в этом теле, у каждого различная судьба, но сейчас мы стали единым целым. И все наши цели пока что естественным образом объединены в одну — двигаться к Северу.

— Господин?

Я не знал, что будет, когда окажусь у развилки. Когда цели будут слишком разными, и надо будет делать выбор. Кто возьмёт верх?

— Господин!

Сейчас я помню себя исключительно как Всеволода Десятого, с редкими проблесками хморочьего гения, и совсем уж редким праведным бурчанием Малуша. С одной стороны, это замечательно, потому что я преобладаю…

Но прошлое Тёмного Жреца подсказывало мне, что истинные дирижёры всегда в тени, и только позволяют мне заправлять балом.

— Бросс Малуш, твою мать-перемать! У нас нет времени.

Не сразу я понял, что меня окликают, и с трудом сфокусировался на недовольном лице Анфима. Тот стоял в коридоре поодаль, сложив руки на груди, и кивал мне двигаться дальше.

Прямо подо мной, задрав голову, стоял паренёк-прислужник, который, видимо, тщетно пытался меня всё это время дозваться. Хмыкнув, я двинулся за ними.

Когда Анфим развернулся, продолжая путь, произошла неожиданность… Служка, двигаясь впереди, вдруг поднял руку — в его пальцах был зажат крохотный цилиндрик бумаги.

Не чувствуя ничего, кроме удивления, я взял записку. И, мысленно надеясь, что посылатель ведал о моей варварской грамотности, развернул её.

Бард, к счастью, писал довольно разборчиво и крупно: «Громада, Лука и Бам-бам пристроены. Скажи Феокриту: „Не каждый поцелуй несёт сладость“».

Я сунул записку под перчатку и, чуть сосредоточившись, превратил её в пепел. Признаться, со вторым рангом мне стало намного легче делать такие фокусы.

Одновременно я почуял, как уплотнился воздух в коридоре, появились всполохи света под потолком, и мои нервы загудели от предчувствия смерти. Вот же я вестник тупости, об этом