сеть — в нём одновременно повернулись все кости, блеснув хромовой гладкостью, к которой не приставала кровь. Отдельные частицы, созданные вовсе не из живой кости, пролезли через ячейки сетки, которой досталась лишь лживая плоть неведомого существа. Продолжая разгон, уже не связанные друг с другом части скелета впились в уязвимые места рассвирепевшей от ужаса абордажной команды, порою прокручиваясь, как лезвия циркулярных пил, в их телах, но чаще просто метя в сердце. А потом, за несколько мгновений покончив со всеми драконами, соединились в прежний порядок остова, лишённого мышц и шкуры, но ослепляющего белым калением зрачков.

От подобной демонстрации мощи вояки утратили свой пыл — под крики ужаса корабли «вольных драконов» стали спешно разворачиваться от «Драгды», на борту которой изумлённый настоящий Нажар повернул голову к Варшану и с трудом проговорил:

— Ты на ком женился?

— Я жалею об этом, — уверенный в том, что на таком расстоянии «благоверная» его не услышит, Аменемхат дёрнул перьями.

Маррут, удовлетворённая показательно-пафосным геноцидом, вскоре вернулась на союзный борт. Без мышц морды нельзя было судить о её настроении, но Нажар никогда прежде не видел таких улыбчивых черепов. Голем, приземлившись перед ним, дал копытному свой меч рукоятью вперёд, держа передней за лезвие, и произнесла своим обычным, не изменившимся тембром — только челюстью не двигала:

— Это тебе, чтобы не опускал свою марку. Я же не зря старалась?

Глава пятая

Отец и сын

* * * Воды у Хардола. * * *

По традиции нашарского кораблестроения, самые пышные каюты для пассажиров располагались под кормовой надстройкой и имели небольшие балкончики для того, чтобы достойные драконы могли поразмять крылья, не выходя на палубы, или быстро подключиться к защите корабля от абордажа. Каюта, отданная Велеяру Инлией, больше напоминала каюту на изысканном пассажирском судне, чем на торговом. Просторная, она была поделена на две половины широким столом с четырьмя мягкими креслами по сторонам. В левой половине располагалась широкая кровать, чуть уходившая в нишу в стене, правую занимал небольшой шкафчик со стеклянными дверьми, уставленный рядами напитков — правда, в этих рядах зияли дыры, но всё же бутылок с разнообразным алкоголем и безалкогольным питьём хватало. В правой половине каюты высился шкаф для одежды или личных вещей, шкафчик поменьше, с замком — для хранения оружия или каких-либо ценностей — письменный стол, защищённый шкафами так же, как стены защищали кровать с боков. Над столом висела небольшая люстра с парой осветительных кристаллов, большая люстра с синими и зелёными камнями была подвешена в середине каюты. Едва Велеяр вступил вперёд, как его лапы утопли в ворсе немного потёртого, но вполне ещё сохранившего краску ковра, похожего на молодую зелёную травку.

— Сразу видно, что капитан этого корабля будет ругать Герусет. Нет, жаловаться на Инлию не стану, — Велеяр быстро поправился, когда Ламира вступила в шикарную по флотским меркам спальню за ним. — Драконы при моём отце жили скромно всем народом — от гайдуков на передовой до саров там же. Воюя с кракалевнами, не думаешь о комфорте. Когда моя сестра завершила его дело, отвоевав Нашар до Кейтегора, она начала раздумывать о том, чтобы осваивать уже имеющееся. Но до народа плоды её труда дошли лишь при Инанне — и с тех пор дракон предпочитает забыть, в какой стране живёт, тратя личный ресурс не на претворение своей воли, а на мягкие подушки для спокойного безвольного сна.

— Вот тебе прямое доказательство того, что драконам при Инанне живётся вольготнее, — произнесла Ламира и повернулась к выходу. — Что же, я пойду к Светлому. Приятного путешествия, Аменемхат.

Всё ещё не испытывая к Велеяру никаких положительных чувств, Ламира намеревалась душой отдохнуть в разговоре со Светлым, но тот вдруг сам появился на пороге каюты Аменемхата, и Ламире пришлось попятиться, чтобы пропустить его внутрь.

Велеяр обернулся на Мирдала, но продолжил диалог — и Ламира начала сомневаться, ей ли он адресовал все свои речи, или просто по какой-то причине болтал и поучал, компенсируя былой дефицит внимания.

— Вольготнее, но не вольнее. Какая вам радость, когда гнездо мягче облака, а стены обиты пахучим деревом, а не простым, если Инанна не прислушивается к воле народа, манипулирует словно марионетками, отнимает то, что принадлижит нам по праву, налогами, заставляет гайдуков подчиняться от страха, а не от понимания? Желая богатства, захочешь отнимать его у других — ведь у иного дракона можно вырвать гораздо больше, чем у природы.

Мирдал спокойно прошёлся к столу с явным намерением сесть и обсудить всё в спокойной обстановке. Ламира фыркнула.

— Тебе, Аменемхат, надо побывать в Нашаре. Ты так долго просидел в землях Светлых, что засветлил свой разум.

— Твоя воля исполнена, — кивнул Велеяр Ламире. — Ты спишь в этой каюте, но на час покинь это место, Мирдал хочет мне сказать нечто более важное, чем мои сотрясания воздуха перед теми, кого мои слова всё равно не изменят.

— С превеликим удовольствием. Не заразитесь от него пессимизмом, Светлейший, иначе тоже начнёте за глаза ругать тех, кто не может вам ответить, — бросив на прощание эту фразу, Ламира выскочила в коридор.

Мирдал подождал, пока её шаги затихнут и заглушатся волнами и скрипом отходящего из порта судна, и снова повернулся к молчавшему в ожидании Велеяру:

— Плохо они знают того, кем стал по прошествии сотен лет. Если пытаюсь говорить тем языком, на котором думаю сейчас — не верят. Иногда даже не верят в то, что им говорит Мирдал, а не симулирующий его сломанный голем. Чтобы слушали, приходится пародировать того, каким был четыре века назад — наивного и скромного, простоватого и патетичного. Драконы слишком смертны для того, чтобы признать, что мир меняется — им сложно это заметить.

— Главное то, что суть наша остаётся постоянной, — сел Аменемхат напротив светящегося золотом Мирдала. — Я патриот страны, отнятой у настоящих хозяев, а ты делаешь окружающих честнее одним своим видом, когда сам лжёшь, лицемеришь и манипулируешь.

— Это потому, что с каждым общаюсь на его языке. Истина одна, но звучит