Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, в неудачное время задал Овинник свой неудачный вопрос!
Сокол тяжело глянул на подчинённого и уронил:
– Трусишь, Мышак?
Так сказал, как пощёчиной одарил. Джерри даже дёрнулся, как от удара.
– Э-э, никак нет, – выдавил он. – Так, в шутку спросил…
И тут только сообразил, что командир раньше не позволял себе называть его Мышаком. Без позывных, понятно, на такой службе, как комендантская, да в такое время, было не обойтись, но командир всегда держал себя корректно, дистанцировался от подначек, в которых только и звучала ненавистная кличка. Что же теперь произошло? Сокол что-то подозревает? Что-то знает?
У Мышака похолодело в паху. Словно он с самого края крыши шестнадцатиэтажки глянул вниз.
Но опять он не успел ничего додумать до конца. Коллеги засмеялись, кто-то хлопнул его по плечу, Патрон гуднул, что таких, как Буран, офицер комендатуры должен на завтрак съедать, – и все направились к допросной.
И Мышак, дезориентированный и подавленный, не придал значения тому, что Томич со Льдом пристроились идти сзади него.
Как Томич двинул боевику глазами на него, Джерри вообще не заметил.
Но новый и крайне неприятный сюрприз ожидал его в допросной камере. Народу туда набилось довольно много: командир с начальником штаба, Патрон, сам Джерри, которого как-то незаметно внесли в дверь Лёд с Томичем, двое комендантских бойцов с автоматами – те, правда, стушевались перед целым командиром полка и жались к стеночке. Ещё в помещении присутствовал высокий широкоплечий капитан – это, наверное, Кравченко, которого Овинник ранее в глаза не видел. Позади него сидели на табуретках неизвестный в военной форме с кое-как залепленной пластырем головой и заведёнными за спину, очевидно, скованными руками, и…
Джерри глазам своим не поверил…
А когда поверил, почувствовал, что у него подкашиваются ноги…
На второй табуретке сидела Лиса! В наручниках. Правда, руки были закованы спереди.
В глазах, нет, в мыслях майора Овинника потемнело. «Значит, значит, значит…» – билась в голове мысль, словно муха о стекло. С тем же результатом: наружу из сознания больше ничего не пробивалось. Значит…
Он сделал шаг назад. Его запястья схватили и быстро завели назад чьи-то крепкие и опытные руки. Другие руки сомкнулись под подбородком и задрали его голову вверх.
– Олег! – сдавленно скомандовал Томич. – Воротник ему держи! Расстегни и до локтей спусти. Вдруг там яд у гадёныша…
Эпилог
Хлопоты по перетягиванию своих ребят на новое место службы заняли два дня. Естественно, что командование второй бригады упиралось. Она, почитай, в одночасье лишалась не только удачливого командира разведроты, но и лучших её бойцов. Тем более, как поведал начштаба, были мысли того же Юрку Семёнова назначить её командиром.
По мнению Алексея, да и самого Юрки, это было не совсем правдой. А точнее – практически неправдой. Этакой лёгкой местью за демарш Кравченко. А привирал начальник штаба, как сошлись во мнении разведчики потому, что при строительстве собственных вооружённых сил республики вполне явственно обозначилась тенденция на командные посты назначать своих, выходцев из Донбасса. Пришлым из России, добровольцам, даже вполне заслуженным, путь наверх становился в известной мере не то что закрыт… но, в общем, затруднён. По крайней мере до уровня командира батальона.
С чем была связана эта политика, на уровне полевиков, типа Алексея с Юркой, никто не понимал, да и Митридат только пожимал плечами. По его словам, по его линии он о такой команде ЦК ничего не знает. А что решается в армейских кругах, до него, естественно, не доводится. К тому же он сомневался в наличии самой такой тенденции, указывая на многочисленных российских добровольцев в армии ЛНР. Да хоть вон на того же Перса глянуть!
Тем не менее, по слухам, ходящим в армейской среде, – а известно, как здесь трепетно следят за карьерными движениями сослуживцев, – всё обстояло именно так. При прочих равных в командиры предпочитали верстать местных, а не россиян-добровольцев. И, скорее всего, руководствовались простыми прагматичными соображениями. Добровольцы рано или поздно уедут – хотя бы к собственным семьям. А местные останутся. И будут защищать не те или иные благородные и не очень политические принципы, а собственную родину.
Да и не очень хотелось уже Юрке оставаться в бригаде, признался он. Он всё же бывший опер, а не профессиональный военный. Его дело – злодея отловить и обездвижить. На крайняк – завалить качественно, в том числе без помощи огнестрельного оружия. Допросить и расколоть быстро – о, это тоже своих знаний требует, и немалых, хотя и формулируются они малоаппетитно. Но Семёнов и этими знаниями обладает. А вот спланировать выход, разместить, как надо, силы и средства, обернуть засаду противника против него самого – тут Злой, как он сказал, «плавает, как носорог». В том смысле, что носорог подслеповат, а потому предпочитает силу, а не осмотрительность. Но если носорогу при его габаритах его неосторожность проблем не доставляет, то разведчик подобен комарику: не увернулся – прихлопнули. Ну, пусть не комар, а оса – но результат тот же.
С Бураном как командиром надёжнее, резюмировал Юрка Семёнов. И с ним согласны были и Витька Максимов, который Еланец, и Вовка Селиванов, который Шрек, любимец всей роты и гордость едва ли не всей бригады. Ещё бы – с его внешностью! Мощный, даже могучий парень, при этом ловкий, как кот, но только кот, похожий на медведя. А главное – лицо! Поменяй эту его красноту на зелень – и будет натуральный Шрек! Из мультика. Сходство было настолько поразительным, что казалось, будто американские художники срисовали своего героя с этого русского парня…
С радостью пошли за Бураном ещё одессит Борька с не одесской фамилией Сидоров и позывным Дядя Боря. И лутугинский весельчак Серёжка Платонов по позывному Ведьмак, бывший «чёрный археолог» и трепетный любитель всевозможного холодного оружия. Он в августе как-то стихийно приклеился к группе Алексея, самодеятельно выйдя на защиту родного посёлка от укропов. Воевал хорошо. Потом их как-то разбросало,