Авиакомпания Hong Kong Airlines обслуживала оба рейса — «Гонконг — Пекин» и «Пекин — Сан-Хосе». Пересадка длилась четырнадцать часов. Второй китайской визы в запасе не было, поэтому я заранее приготовил пенку, спальник и зубную щетку, чтобы спокойненько переночевать в укромном уголку пекинского аэропорта. Но не тут-то было: сразу после прилета у трапа была замечена высокая китаянка в черной шапке, размахивающая табличкой с какими-то некитайскими словами. Я прищурился — и увидел свои имя и фамилию. «Mister Dmitry, mister Dmitry!» — кричала она. «Что стряслось?» — хотел было разузнать у нее я, взамен на что она провела меня в обход всего аэропорта и выписала бесплатную транзитную визу на 72 часа. Оказалось, что я единственный пассажир, выбравший оба рейса. В честь этого прислали отдельный автобус, который отправился прямиком в четырехзвездочный отель. Раздосадованный, что спальник так и не пригодится, я упал на белоснежную кровать. Ночь обещала быть теплой.

У меня оставались считаные часы на этом континенте. Образы мелькали в голове двадцать пятым кадром. Путешествие учит быть в гармонии с собой, и это хорошо. Но самое большое испытание — подавить свой эгоизм и быть в гармонии с другим человеком другого пола или сознания. Можно пройти десять випассан, осознать сотни сновидений, потратить несколько лет на очистку кармы, научиться гулять по астралу как по двору — но просвещаются люди, которые сумели зажечь любовь на всю жизнь. Это самая глубокая медитация, самая священная мантра.

Красный диск проскальзывал сквозь волны облаков, изредка высовываясь, как любопытный кот. Белая каша расстелилась снизу, сверху, сбоку, и мы ледоколом скользили по ней, оставляя длинный пушистый хвост. Кто-то был очень нежен со мной и аккуратно убаюкивал. Мозг отказывался принимать за реальность картину, которая пробиралась через полуприкрытые глаза. Она могла быть совокупностью моих фантазий, смешанной с моментом проваливания в сновидение, в котором я барахтался, не желая падать ни в сознательность, ни в сон. Как и всегда в жизни, приходилось ловить баланс между гранями, словно стоя на канате с шестом, не желая ступать ни влево, ни вправо. Но моему балансу, как любому другому, пришел конец, и я вяло возвратился в кресло самолета.

Самолет «Пекин — Сан-Хосе» на 50 % состоял из китайцев, живущих в столице Китая, и на 49 % — из китайцев, живущих в Кремниевой долине. Оставшийся 1 % сонно озирался по сторонам, поглядывая то на соседей, то в иллюминатор. За стеклом облака напрыгивали друг на друга, волновались, толкались и наконец расступились. Баааа! Внизу бесконечной синевой расправил свои крылья Тихий океан. Сложно было осознать его размеры, но снимки с изображениями Земли из космоса представали в моем окне в немного увеличенном исполнении. Руки протерли глаза. Это по-прежнему было правдой. Я летел из Восточного полушария в Западное, чтобы приземлиться в Америке. Передо мной загорелся информационный экран, показавший траекторию движения. Самолет пролетал над территорией Чукотки и Аляски, дугой извиваясь между двумя континентами, чтобы уменьшить время полета над водой. Океан скоро скрылся, перешел в сушу, а потом снова уступил место облакам.

Со мной такое было первый раз. Смена часовых поясов по Гринвичу оборвалась где-то над Беринговым проливом, и теперь вместо того, чтобы приписывать «+8» предстояло указывать «–8». Уже прожив второе ноября, я вновь оказался в том же самом дне, только на другом континенте. Если в Азии мой день заканчивался раньше, чем на родине, то теперь же, когда московский день клонился к закату, здешний только начинался. Но тем временем мысли были заняты совсем другим. В рюкзаке хранилась банка белорусской тушенки, которую я приберег на самый критичный случай, руководствуясь идеей «Если уж совсем умирать буду, то перед этим полакомлюсь!». В воздухе пришла мысль, что, возможно, ввоз мяса на континент ограничен, и меня могут заподозрить в злом умысле и не пустить в страну. Теперь я, переживая, елозил в кресле.

Мы дернулись, тыркнулись, вильнули и устремились вниз. Самолет наклонился, будто стараясь понюхать землю. Из туч повыскакивали аккуратные ряды домов, начинающиеся за горизонтом и упирающиеся в береговую линию. Пока я в небе считал облака, местные жители на земле считали капли — весь асфальт был сер и мокр. Мне уже стало понятно, что вопреки известному мнению солнце в Калифорнии светит не круглый год, а максимум триста шестьдесят четыре дня. Самолет выровнялся и аккуратно поцеловал землю. «Dear passengers, welcome to United States of America».

Первую американскую речь торжественно произнесла бабушка, оказавшаяся таможенницей. Будто отстукивая лук ножом, она оттачивала слова: «Non citizens left, US citizens right». Бабушка была бодрее любого только что прибывшего пассажира, а я рядом с ней выглядел воплощением вялости. Неподалеку стоял усатый дедушка в коричневой форме с большим позолоченным знаком на груди, в шляпе и в шортах. Пограничник в шортах! С высокими носками в горошек! В жизни подобного не видел. Дедушка взглянул на меня, насупился, дернул усами и направился в мою сторону. Я немедленно сжался, будто будучи уличенным в особо опасном действии. «Спалили! Похоже, они уже где-то просветили мой рюкзак и поняли, что я везу мясо. Сейчас начнутся разборки, проверка моих вещей и недопуск на границу. Влип!» Каждый шаг дедушки отстукивался биением моего сердца. Встав рядом со мной, он хмыкнул, прищурился и спросил:

— Where is your jacket?

— Wh… wh… what do you mean?

— I mean where is you jacket? It’s rainy today, you gonna be wet! Hahaha! — Дедушка затряс своими массивными усами и вернулся обратно. На мгновение я представил, что и сам не прочь иметь на пенсии такую работу — пугать только что прибывших на континент людей.

Пассажиры долго шли по коридорам, переходам, лестницам, пока не оказались в пограничной зоне. Дальше нас ждала полуторачасовая очередь к офицерам. Оказывается, с каждым гражданином проводили интервью о целях приезда, что мне было совсем не по нраву. Я двигался в очереди, гадая, к какому офицеру попаду, словно выбирал преподавателя, которому буду отвечать на экзамене. «Только бы не спросили про тушенку!» — думалось мне. Все они выглядели так, как настоящие американцы из книг — приветливые, знающие закон и придерживающиеся четкой схемы действий.

Наконец настала моя очередь. На вопрос о цели приезда я четко выдал «туризм», что было сущей правдой. После нескольких коротких ответов меня спросили об обратном билете. Его, естественно, не было, в чем я честно признался. Офицер насупил брови и стал листать мой паспорт. Я объяснил, что обязательно уеду из страны на первом попавшемся средстве. На вопрос о том, через сколько это будет, я указал, что примерно недели через четыре. Спустя тридцать секунд офицер поставил штамп и написал дату выезда ровно через четыре недели после прилета. «All right, man», — протянул он мне паспорт. Я, взяв его дрожащей рукой, убедился в правдивости штампа и выбежал из аэропорта.

Худшее, что может сделать человек, прибыв в новую страну, — подключиться к Интернету и посмотреть карту. Поэтому я двинул на первую встречную автобусную остановку, где оказался наедине с девушкой азиатской внешности. Так и не поняв, сколько стоит проезд, я спросил у нее, существуют ли здесь контролеры. «No» — было сказано мне, что означало «It’s free».