Ева непонимающе смотрела на него. Что затеяли эти двое мужчин?

— Простите? — переспросила она.

— Теперь нам надо просто объявить об этом всему миру.

Граф Виндхэм улыбнулся. Так мог улыбаться пьяный матрос, танцующий джигу на самом верху мачты плывущего корабля.

— Никто не посмеет усомниться в вашей вменяемости.

Ева нахмурилась. Этот приятель Йена вел себя странно, не так, как остальные джентльмены, которых она когда-то знала, и это ее смущало.

— Вы можете объяснить, что тут происходит?

— Мы придумали план, как добиться того, чтобы тебя признали вменяемой, — ласково объяснил Йен. — А когда это произойдет, — и его взгляд смягчился, указывая на то, что он собирался сказать что-то не очень для нее приятное, — мы…

— Введем тебя в общество, дорогая! — хвастливо закончил граф Виндхэм. — Все будут смотреть на вас, как на редкий бриллиант, и вы сразу же вернете себе звание первой красавицы высшего света!

Он что, сошел с ума? Зачем Йен привел сюда этого безумца?

— Я не хочу никакого звания, — твердо заявила Ева. Ее приводила в ужас мысль о том, что ей придется встречаться с прежними знакомыми, которые будут придирчиво следить за ней, стараясь заметить признаки безумия.

Улыбка графа Виндхэма погасла. Он посмотрел на нее с решимостью, которая, без сомнения, пугала даже самых смелых мужчин.

— Вам нужно именно это. А я, Йен, и этот Веллингтон в юбке, леди Элизабет, сделаем все возможное, чтобы вы добились успеха.

Тогда Ева повернулась к Йену и спросила:

— Что тут происходит?

Йен подошел, взял ее за руки и сказал:

— Мы защитим тебя. Скоро тебе не надо будеть бояться Томаса. Если ты нам поможешь, мы сделаем так, чтобы его опекунство над тобой закончилось.

Ева медленно вздохнула. И хотя ей хотелось убежать из комнаты и забиться в самый темный угол, она кивнула. Интересно, могли ли эти двое на самом деле защитить ее? Спасти от того, что угрожало ей больше всего на свете — от себя самой?

Наконец Ева подняла голову. Да, она вернется в мир — ради Йена и себя. Ради Мэри, которая продолжала страдать в сумасшедшем доме.

Если Еву признают вменяемой, она сможет вытащить подругу оттуда. И этот поступок хоть частично, но искупит грехи прошлого. Что бы ни случилось, как бы на нее не давил страх или нерешительность, Еве нельзя снова становиться узницей. Стен или мужчины — неважно.

— Когда мы начнем? — спросила Ева.

Услышав вопрос, Йен не выдержал и радостно обнял ее, а потом ответил:

— Прямо сейчас, дорогая.

Граф Виндхэм кашлянул и сказал:

— Внизу нас дожидаются три самых лучших портных города, которые готовы превратить вас в райскую птицу.

Ева посмотрела на него из-за плеча Йена.

— Вы всегда так выражаетесь, милорд?

Он рассмеялся — как всегда, очень громко и энергично.

— Конечно, мадам. Мне непонятно, почему большинство людей выражается скучно и однообразно.

Ева тоже рассмеялась искренне и радостно. Казалось, ее улыбка осветила серую комнату.

— Теперь, услышав вас, — весело сказала она, — я тоже не понимаю, почему они так делают.

Индия, 2 года назад

Гамильтон, спотыкаясь в темноте и загребая пыль сапогами, брел домой.

Он опять это сделал. Снова проиграл пять тысяч фунтов. К счастью, никто не посмеет уволить его со службы за это. Да, все считали его безумным кутилой, но зато в бою и на плацу ему не было равных. Его последние вылазки закончились триумфом, хоть он и пожертвовал ради победы слишком большим числом солдат. Может, ему поэтому и приходилось столько пить, чтобы забыть о том, как некоторые офицеры шептались — мол, Гамильтон ведет себя, как мясник, только чтобы продвинуться вперед.

Что ж, так оно и было. Война требовала преданности делу, а потеря людей ничего не значила перед лицом победы.

Гамильтон шел в темноте и думал, что, возможно, ему стоило подождать Йена. Но нет, от него сейчас не было бы никакого толку. Они почти не разговаривали.

Если бы Гамильтон мог лечь в кровать и забыть… а потом проснуться и начать все сначала. Что бы Ева подумала о нем, если бы увидела, чем он тут занимается?

Гамильтону стало страшно. Нет, она никогда ничего не узнает. А если такое и случится, то ни за что не простит его. А Йен может написать ей об этом? Нет. Гамильтон глубоко вздохнул. Йен будет, как всегда, защищать Еву от неприглядной правды.

Гамильтон повернул в другой, более узкий проулок. Когда стены домов сомкнулись перед ним, он нахмурился. Позади послышались чьи-то шаги. Гамильтон обернулся и прищурился. Серебристые лучи луны едва пробивали мрак ночи, но даже в темноте он сразу увидел зеленые глаза Йена. Неожиданно для себя Гамильтон облегченно выдохнул.

Да, Йен не станет ничего писать Еве, и она будет и дальше уважать его, хотя никогда не подарит свою любовь, на что он так сильно надеялся в день свадьбы. Гамильтон решил было улыбнуться бывшему другу, но вдруг увидел позади Йена какие-то тени.

— Сзади! — успел крикнуть он.

Йен тут же развернулся. Блеснул клинок, направленный ему в живот. Кто-то закричал что-то на местном наречии, и нож лишь слегка полоснул Йена по груди.

Гамильтон изо всех сил пытался разглядеть помутневшими глазами, что прятала темнота позади Йена.

Двое мужчин бросились к нему и схватили прежде, чем затуманенный вином разум Гамильтона успел понять, что происходит. Он начал вырываться, пытался ударить их, но один из индусов схватил его за голову и стукнул затылком о каменную стену дома.

Все вокруг закружилось и рассыпалось искрами. Невзирая на это, Гамильтон продолжал драться, но нападавших было двое, и он никак не мог вырваться из их мускулистых рук. Один индус ударил его по губам, заставляя молчать.

Их потные тела, казалось, были повсюду, и Гамильтон, несмотря на сильное опьянение, начал паниковать. Он больше не видел Йена. Куда тот делся?

Кто-то схватил Гамильтона за запястья, и клинок полоснул его плоть, заполняя каждую клеточку тела обжигающей болью. Вдруг он понял, что его хотят убить. Горячая, липкая кровь потекла вниз по пальцам, и Гамильтон принялся с удвоенной силой вырываться из рук напавших. От вина его движения стали медленными, и он слабел от боли и быстрой потери крови.

Дела шли все хуже. Но где же Йен?

Индусы опустили Гамильтона на грязную землю, и в этот момент луна вышла из-за облака, залив ледяным светом лицо одного из нападавших. В его глазах блестели слезы, и он поднес к Гамильтону маленький клочок материи, к которому был пришит номерной знак с именем солдата.

Гамильтон прочитал и помертвел. Он принадлежал Сепою, тому парню, который убил себя. Значит, этот мужчина пришел, чтобы отомстить за него.