Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над столиком повисла недоуменная и недобрая тишина.
– Ну-ка, ну-ка! – Малентино обошел застывшую оранжевую модель. – Оригинально, весьма! Цветовое решение, шарф… – Повернулся к девушке: – А что же вы не сказали, что работаете с моим другом?
– Я не работаю! – сердито выкрикнула Ника. – Он со мной даже разговаривать не захотел! А платье… – Набрала в легкие воздуха. – У меня его просто украли!
– Поздравляю, деточка! – остановился прямо перед ней Малентино. – Я в тебе не ошибся! Когда модели воруют – это настоящий успех! – Хлопнул по плечу ошарашенного коротышку. – Я всегда отдавал должное твоему вкусу!
Балдашкин стыдливо закрыл лицо ладонями. Вернее, это Нике показалось, что стыдливо. Когда модельер отнял руки от щек, выражение его физиономии было совершенно иным! Счастливым, восторженным, даже слезы в глазах блеснули. Ну точно выиграл в «Русское лото» или обрел потерянных родственников в передаче «Жди меня».
– Господи! – раскрыл он пухлые ручонки для горячих объятий. – Наконец-то! Это – вы! Я искал вас полгода во всех модельных агентствах, во всех модных журналах! Уволил охрану, не записавшую ваш адрес! И пошел на последний шаг – сшил платье. В надежде, что автор узнает свое произведение и отзовется!
Ника потрясенно молчала.
– Я преклоняюсь перед вами! – Балдашкин громко бухнулся на колени.
Девушка отскочила. Чтобы за один вечер две мировые знаменитости лобызали следы твоих ног, это, честно говоря, как-то многовато…
– Вы – самородок! – продолжал вдохновенную речь модельер. – Завтра в удобное для вас время я готов обсудить условия нашего сотрудничества.
Малентино вдруг подошел к Балдашкину сзади, рывком поднял с пола:
– Коллега, вы опять опоздали! Мы уже подписали контракт. Эта чудесная девушка работает у меня.
– Когда? – мгновенно заинтересовалась Ника.
– С этой минуты! – провозгласил маэстро. Послышалось громкое и отчетливое «Ах» и следом – характерный звук падающего тела.
Все обернулись на странный шум. Между столиками на полу, красиво раскинув руки, лежала… Гена.
– Врача! – засуетились и загомонили собравшиеся.
Малентино, Балдашкин, Лавалье, модели – все, мгновенно забыв про Нику, окружили ушедшую в беспамятство Генриетту.
«Ну вы подумайте! – поразилась девушка. – Опять! Господи, да где же этому учат – так переключать внимание на себя? Неужели в МГИМО?»
Гена картинно приподняла фиолетовую голову, приоткрыла затуманенные подступающей смертью глаза.
– Умираю… – выдохнули ее нарисованные губы.
– Это же моя клиентка! – испуганно прошептал Балдашкин, решив, что Гена не вынесла его позора.
– И моя… – вполне спокойно подтвердил Малентино, ногой задвинув на место сексуально оттопыренное Генино колено.
– Извините! – возник из полумрака пожилой мужик в галунах. – Вы – Вероника, из дома Ропшина? Вам звонят.
– Кто? – удивилась девушка. – Дети?
– Нет, кажется, охрана. – И протянул трубку.
У Ники сразу отяжелели ноги. И повлажнели руки. Раз звонит охрана, значит, в доме что-то случилось. Страшное.
– Алло… – едва слышно произнесла она.
– Вероника, это Владик с поста Песчанки. У вас дома какие-то проблемы!
– Что? Какие? – испуганно прошептала няня.
– У вас там что-то шумит, сверкает и взрывается, похоже на пожар.
– Что?
Бежать, мчаться, лететь! Как? На чем? Ника беспомощно оглянулась по сторонам. Знаменитости по-прежнему толпились вокруг бездыханной Гены.
Хреновский! Надо его найти!
Девушка метнулась к выходу, на ходу набирая «01», прокричала в трубку «скорее, пожар», продиктовала адрес и нос к носу столкнулась с входящим Дмитрием.
– Дмитрий, срочно домой! Там – пожар! Дети!
– Поехали!
Уже через секунду охрана подкатила к крыльцу желтое сверкающее яйцо, «ламборджини».
* * *
Москва в этот поздний – или, наоборот, ранний – час была идеально пустой. По крайней мере, они не попали ни в одну пробку. «Ламборджини» несся, практически не касаясь асфальта, то есть почти летел. Дома, светофоры, огни рекламы и светящиеся синие буквы «М» сливались за окнами в одно сплошное неразличимое полотно.
– Скорей! – торопила Ника.
– Еще скорей? – удивился Дмитрий. – Уже двести двадцать.
– Сколько? – испугалась пассажирка. – Вы что, с ума сошли? Мы нужны детям живые!
– Тогда сколько?
– Ну, хотя бы двести десять! – решила Ника.
– Нет вопросов! – кивнул водила.
От снижения скорости легче не стало. Перед глазами мелькали страшные картины нарастающего пожара: столбы черного дыма, языки горячего огня, мечущиеся детские фигурки, истошно зовущие ее на помощь.
На повороте к жмуркинской заправке Дмитрий вдруг сбавил скорость, остановился.
– Что, бензина не хватило? – обмерла няня. – Тогда я бегом! – И уже хотела выскочить из автомобиля, но спутник удержал ее за руку:
– Постойте!
Быстро выскочил, обежал капот и… плюхнулся перед девушкой на колени. Прямо белоснежными брюками в жмуркинскую тертую пыль.
Третий! – пронеслось в голове Ники. За всю жизнь – никто, ни разу, и вот трое за один вечер. Галлюцинации. Она сходит с ума! Нет, уже сошла…
– Вероника! – Дмитрий нежно взял ее за руку. – Простите меня! Это я вам позвонил насчет пожара. Хотел вытащить вас из этого клуба.
В голове девушки все еще бушевал страшный огонь, все еще кричали, простирая тоненькие руки, несчастные дети, но уже откуда-то сбоку, кажется со стороны Жмуркина, вдруг налетела волна такой слепой ярости! Такой злости!
– Гад! – Ника с силой оттолкнула коленопреклоненного мужчину, выбралась из раскорячившейся как лягушка низкой машины и решительно зашагала по дороге.
Конечно, гад! Еще какой! – колотилось в мозгах. Мало того он что подло и цинично ее обманул, так еще и увез от маэстро! Контракт-то они подписать не успели!
Ника бы, наверное, даже расплакалась от обиды, но тут ее догнал оклемавшийся Дмитрий.
– Вероника, ну простите! Глупо вышло. Я так хотел остаться с вами наедине, что чуть с ума не сошел. Тогда в казино… И потом, когда вы под дождем… Вероника, я в вас влюбился!
Девушка остановилась. Столь искреннее признание совершенно меняло дело. Общеизвестно, влюбленные – глупеют. За что же мужика казнить?
Она остановилась и позволила снова усадить себя обратно в автомобиль.
– Вероника… – Дмитрий шептал ей почти в самое лицо. – Вы такая необыкновенная, такая красивая, такая талантливая! Я не просто влюблен, я покорен, я раздавлен… – Голос его становился все глуше, дыхание все горячее, губы – все ближе.