Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бегите в лес по той тропинке, а я уж деда задержу, – сказала крестьянка и показала детям дорогу.
Дети побежали дальше, а через минуту прибежал сильно запыхавшийся дедка.
– Тут дети не пробегали? – спросил он у женщины.
– Я тут лен пропалываю, – ответила женщина, как будто совсем его не понимая.
– Я тебя спрашиваю, не видела тут детей?
– Как прополю, и созреет он, будем его собирать.
– Ты что же, не поняла меня? Я спрашиваю, не видела ли тут идущих детей.
– А как соберем, будем лен тереть, а потом станем лен мочить.
– Да разве ты не понимаешь? Я спрашиваю, не видела ли тут идущих детей.
– А как вымочим, расстелем и высушим.
– Да ты, наверное, глухая! Я спрашиваю, не видела ли тут идущих детей.
– А как высушим, станем мять и трепать.
– Ты не слышишь? Я спрашиваю, видела ли детей.
– Так, а потом расчешем, наденем на кужель[9] и будем прясть.
– Да что мне до того! Я тебя спрашиваю, не видела ли ты детей.
– А когда напрядем хороших тонких нитей, будем ткать.
– Я просто спрашиваю, не видела ли тут детей.
– А ткать будем прекрасное тонкое полотно.
– Да что мне до этого полотна! Я тебя спрашиваю, не видела ли ты детей.
– А как наткем, будем белить, а как отбелим, будем кроить и шить рубахи, рубашки, платки, ленты, юбки и фартучки.
– Да что же это такое! Тебе медведь на ухо наступил? Я спрашиваю, не видела ли ты тут детей.
– А, вот оно что! Что мы со всем этим будем делать? Будем в это одеваться и носить – новое, белое.
– Прошу, не видела ли ты тут детей?
– Когда это порвется? Сделаем из него трут. Ну а трут послужит до тех пор, пока будет теплиться на нем огонечек, и пока огонечек этот Божий его не дожжет вконец. Божий огонечек превратится в дым, дым в ветер, тут и речи моей конец.
– Да я же об этом и не спрашивал. Я тебя спрашиваю, не видела ли тут детей.
– Ну, так бы сразу и сказали! Как же не видела, когда видела, шли там вон, по той дорожке, по полям, прямо к тому ручью, где вербы растут. Да только вы их уже не догоните, скакали, как птички, – сказав это, женщина указала деду в сторону, противоположную той, куда послала она детей.
Услышав это, дед плюнул от злости и пошел назад в дом, а когда он ушел, исчезла и женщина с поля, а дети вернулись домой.
Лесная нимфа
Бетушка была маленькая девочка, мать ее была вдовой, и не было у нее ничего, кроме худой избушки и двух коз, но Бетушка все равно всегда была весела. С весны до осени пасла она коз в березняке.
Всегда, когда уходила она из дому, мать укладывала в ее мешочек краюшку хлеба и веретено, наказывая, чтобы на нем к вечеру было много пряжи. А поскольку кужели у Бетушки не было, то крутила она веретено около головы. Бетушка брала мешочек и, весело напевая, бежала за козами в березняк. Когда они туда приходили, козы паслись, а Бетушка садилась под дерево, левой рукой тянула из головы, которую она использовала вместо кужели, волокна, а правой запускала веретено, да так, что оно по земле кружилось. И при этом Бетушка пела, так что во всем лесу слышно было, а козочки тем временем паслись.
Когда солнце указывало на полдень, откладывала она веретено, звала коз, давала им по ломтю хлеба, чтобы они от нее не убежали, а сама собирала в лесу немножко ягод или других лесных плодов, которые в это время года поспевали в лесу, чтобы было чем полакомиться. Наевшись, вскакивала Бетушка и принималась петь и танцевать. Солнышко улыбалось ей сквозь зелень деревьев, а пасущиеся козочки думали: «Какая у нас веселая пастушка!» После танцев девочка опять усердно пряла, а вечером, когда пригоняла козочек домой, никогда матери не приходилось ругать Бетушку, что принесла она пустое веретено.
Однажды, когда, как обычно, после скромного обеда в полдень готовилась Бетушка танцевать, откуда ни возьмись встала перед ней прекрасная девушка, был на ней белый наряд, тоненький, как паутинка, до пояса струились ее золотые волосы, а на голове красовался венок из лесных цветов. Бетушка оцепенела.
Девушка ей улыбнулась и сказала любезным голосом:
– Бетушка, ты любишь танцевать?
Когда девушка так мило с ней заговорила, страх оставил Бетушку, и она ответила:
– Ох, я бы целый день танцевала!
– Тогда пойдем, станцуем вместе, я тебя научу! – так сказала девушка, юбку по бокам подоткнула, обняла Бетушку и начала с ней танцевать. Как только закружились они, тут же зазвучала над их головами такая приятная музыка, что у Бетушки сердце разыгралось. Музыканты сидели на березовых ветвях в черных, пепельных, коричневых и разноцветных фрачках. Это был ансамбль лучших музыкантов, собравшийся по велению прекрасной девушки: соловьи, жаворонки, пеночки, щеглы, зеленушки, дрозды и очень умный пересмешник.
Личико у Бетушки горело, глаза светились, забыла она и о своей работе, и о козах, только смотрела на свою подружку, которая вертелась перед ней в самых разных позах, и так легко у нее это получалось, что трава под ее тонкими ножками даже не гнулась. Танцевали они с полудня до вечера, а у Бетушки даже ноги не устали, не то что заболели. Наконец прекрасная девушка остановилась, музыка умолкла – как пришла она, так и исчезла.
Бетушка огляделась, солнышко спускалось за лес; подняла она руки к голове и, дотронувшись до неспряденного льна, вспомнила, что веретено, лежащее на траве, не наполнено. Сняла она лен с головы и уложила в мешочек вместе с веретеном и, позвав коз, побежала домой. По дороге она не пела, а сильно ругала себя, что так очаровалась прекрасной девушкой, и пообещала, что, если еще раз такое же случится, больше девушку не послушает. Козочки, не слыша за собой веселого пения, оглядывались, идет ли за ними пастушка.
И мать удивилась и спрашивала у дочери, не заболела ли она, раз не поет.
– Нет, мамочка, не больна, но у меня от пения в горле пересохло, поэтому я не пою, – проговорила Бетушка и шла прятать веретено и неспряденный лен. Она знала, что мать сразу пряжу не сматывает, и хотела на следующий день сделать то, что не успела, и ни словом не обмолвилась о прекрасной девушке.
На следующий день,