— Скажите, Наталья Павловна, с чего начался у нее новый приступ? — спрашивал успокоенный мной доктор.

— С моего дня рождения, — рассказывала я равнодушно. — Мама взялась все приготовить, а потом куда-то уехала. Когда мы пришли с работы, ее не было дома.

— То есть домой в тот день вы пришли не одна?

— Почему это вас удивляет? Все-таки день рождения…

— А с кем, если не секрет?

— С мужем. То есть с будущим мужем.

— Вот видите! Вам не следовало ее волновать! Замужество дочери — факт, трудно воспринимаемый родителями. Даже здоровые люди переживают. А уж с ее диагнозом! Тем более она переутомилась, много готовила. Я же просил вас в первое время не оставлять ее одну, следить за нагрузками!

Чтобы отвязаться от доктора, я достала из кармана куртки давно вибрировавший там телефон. Меня не интересовало, кто звонит, мне просто опостылело общество этого человека. Доктор бодро зашагал между могилами, а я, наоборот, остановилась, увидев на определителе номер Глеба. Что он хочет мне сказать? О чем мы тогда не договорили? Мне казалось, в природе не существует таких тем… И, не очень понимая, что делаю, я бросила телефон в бурую кучу осенних листьев, возле которой стояла.

Куча была аккуратной, плотно утрамбованной. Телефон не провалился под листья — так и остался лежать на поверхности. Ничего, осень — пора листопадов. Скоро подоспеют новые партии листьев и поглотят телефон. За территорией следят здесь очень внимательно. Это престижное, дорогое кладбище — на нем теперь хоронят не только и даже не столько старых москвичей, но в первую очередь бандитов и новых русских. Представители этих социальных категорий даже после смерти не позволят обидеть себя…

С кладбища поехали на поминки в ресторан. Лешка все решил отмечать в ресторане: и поминки, и девять дней, и сорок…

И как они незаметно прошли, эти сорок дней!.. Мы жили с Лешкой в одной квартире, но я почти не видела брата. Он часто уезжал, не ночевал дома, потом отсыпался и снова куда-то спешил.

— У тебя серьезные неприятности? — спросила я после сорока дней.

— У меня — серьезные наоборот!

— Неприятности наоборот?

— Да, и очень серьезные! — дурачился Лешка.

— Тогда рассказывай.

— Не проблема!

После проигранного квартирного процесса, глубоко потрясенный произошедшим, мой брат возвращался в Германию. В самолете через проход от него сидела группка девушек, лет по двадцать пять — тридцать. Танцевальный коллектив, как выяснилось позже. Все девушки стройные, симпатичные, а одна — более того. Лешка спросил, как ее зовут.

— Виола, — последовал ответ.

— А полностью?

— Виолетта. Виолетта Остапенкова.

Виолетта Остапенкова оказалась не только красивой женщиной, но и человеком непростой судьбы. До двенадцати лет она передвигалась исключительно на костылях — врожденный вывих тазобедренного сустава, не распознанный врачами в раннем возрасте. На лечение нужны были деньги. Мать Виолетты долго стучалась в двери разных фондов — и достучалась. В Фонде реабилитации инвалидов детства нашлась необходимая сумма.

После успешной операции Виола с матерью, прихватив с собой цветы и конфеты, отправились в фонд поблагодарить.

— Скажите спасибо Хрипачу! — улыбнулась председательша. — Если бы не он, не жить на свете нашему фонду.

Назавтра они поехали сказать спасибо. К Хрипачу (что такое Хрипач — фамилия или прозвище, Виоле до сих пор неизвестно) их долго не пропускали, но мать, изнемогавшая от желания сказать спасибо, сумела-таки добиться высокой аудиенции. Хрипач оказался толстым, мрачным и, как правильно заметила Виолина мама, какого-то бандитского пошиба. Денег он не жалел не только на инвалидов детства, но и ни на что вообще. Сообщив об этом матери, он предложил продать ему Виолетту. Мать не поняла, переспросила… и быстро согласилась.

А чего отказываться? Сама всю жизнь прожила на медные деньги. Девчонке пятнадцатый год — читает по слогам, сложить два и два не может. С костылями — какая школа?! Пусть хоть немного поживет по-человечески.

И стала Виола жить по-человечески. О своем житье-бытье она рассказывала Лешке в ганноверской гостинице, захлебываясь слезами. Хрипач содержал ее уже десять лет, оставаясь первым и единственным в ее жизни мужчиной. Да, он поставил ее на ноги, благодаря ему она вышла на сцену, ради нее на деньги Хрипача была создана шоу-группа «Карамболина». Но больше такой жизни она не хочет! Тем более после того, что произошло у них с Лешкой.

Лешка решил действовать как Дон Кихот — спасать от гаремного гнета свою Дульцинею, но тут же был предупрежден сотрудниками службы безопасности танцевального коллектива.

Гастрольная поездка «Карамболины» по Германии завершалась, и брат счел, что и ему больше нечего делать в этой стране. Прилетел в Москву вместе с девушками.

В Москве лавры Дон Кихота опять не стали давать ему покоя. Лешка предпринял безумную попытку найти псевдо-Воронову и вернуть свои деньги, но потерпел фиаско.

— К сожалению, Наташ, ничего другого не остается — нам придется продавать квартиру.

— Зачем? — Я все еще не улавливала связи между грустной Виолиной историей и судьбой нашей квартиры.

— Виола по характеру странный человек. Замкнутый, неразговорчивый, немного даже дикий. К тому же привыкла к роскоши…

— Ты собрался окружить роскошью эту девчонку?

— Я собираюсь на ней жениться…

— Это почему? — спросила я и тут же угадала ответ: Лешке нравится быть героем и первооткрывателем жизни. Для несчастной девочки Виолетты он и есть первооткрыватель и герой. — Но неужели ты не боишься?

— Я должен.

— Он убьет тебя.

— Виола сказала, с ним можно договориться. Силой он не станет ее удерживать. Но прежде чем она расстанется с ним, я должен обеспечить ей достойные жизненные условия. Поэтому, как только вступим в права наследования, с квартирой придется расстаться. А за эти месяцы я подыщу новое жилье для Виолы.

— И для меня.

— Это само собой.

Все ясно. Девочка хоть и несчастная, но не промах! У Блока есть такие стихи, помню, учили в школе:

Поднимались из тьмы погребов…

Брат с ней еще намучается! Но я промолчала. Его жизнь — пусть он в ней разбирается сам, а мне надо разбираться в своей. Удивительно, что только теперь, на тридцать четвертом году пребывания на свете, я постигла эту нехитрую премудрость.

В конце зимы я въехала в новую квартиру. Дом высокий, кирпичный, светло-бежевый, в пяти минутах ходьбы от станции Кольцевой линии метро. При советской власти о таких говорили «улучшенной планировки». Улучшенной по-настоящему была лишь кухня, просторная, светлая, с выходом на лоджию, а все остальное так себе: две комнаты — побольше и поменьше, холл, санузел. Приятно, правда, что квартира недавно отремонтирована. И ремонт хоть и недорогой, но почти художественный, со вкусом…