— Это не я! — вскрикнула Саша. — Я же тебе объясняла уже, Ляле Эльдарушка по нраву пришелся, она всех его любовниц извести решила. Актриска Штольц письмо на адрес присутствия написала, Ляля его прочла, вот все и получилось. И Бричкина эта тоже…

«А ведь она сумасшедшая, — подумала я. — Может, многоличности ее Уваров себе и забрал, но благости не прибавил. Ну не может нормальный человек считать белое черным, а черное белым, не может называть убийства ошибками. Или она местью свое чувство вины вглубь загнала? Ведь не прими Дмитрий на себя ее душевную хворь, не сошел бы он с ума, не закончил бы в скорбном доме. Да и, полноте, она же свои личины кем-то другим считает. Это не я — это Ляля! Точно не долечил! А скорее даже не вылечил, а сам ту хворь подхватил».

— Эх, делу время, потехе час. — Александра Андреевна поднялась с диванчика и подошла к окну. — Обложили вы меня, сыскарики, со всех сторон. — Она отодвинула штору и выглянула наружу. — Пора и мне вас потревожить…

Мне стало любопытно, что она там высматривает, поэтому я и сама подошла к окну, поглядеть.

— Внизу выгребная яма, — задумчиво проговорила Сашенька. — Вчера, когда я наконец твои следы в «Саду наслаждений» обнаружила да выяснила, что это не ты в нумерах в чиновничьем мундирчике клиентов принимаешь, пришла мне в голову замечательная идея. Здесь тебе, Попович, самое место, со всей твоей провинциальностью и гонором немереным.

Я дернулась в сторону, но она схватила меня за запястья:

— Когда метаморф чью-то личину на себя примеряет, он и часть способностей исходной личности использовать может.

Я заорала.

— Не услышат! На двери руны тишины намалеваны!

Подсечка, удар, толчок, и вот я, испуганная и потерявшая всякую уверенность, уже переваливаюсь через подоконник, смотрю то на яму, полную зловонной жижи, то на соперницу свою, уже успевшую видоизмениться и улыбающуюся моим ртом.

— Я всем скажу, что боролись мы в нумере, да вот только Сашенька Петухова ловка оказалась и за окошко успела сигануть. Чародеи подмену не сразу почуют, да мне и пары часов довольно, вызволю Митеньку своего… А твое тело баграми вылавливать будут.

Зачем она говорит-то столько? Что за легкомыслие? И тут я поняла, что за разговором Сашенька правой свободной рукой откинула крышечку появившегося будто по волшебству флакончика, занося его над моим лицом.

— Попортить тебя придется, кожу снять, чтоб не сразу опознали. Паучий яд, именно им тебя Ляля извести собиралась.

Я посмотрела в свои же зеленые глаза:

— Какая же ты дура! — И, оттолкнувшись ногами, спиной вперед вывалилась в окно.

Лучше так, лучше сама сгину, чем эта… монстра надо мною надругается.

Сколько там полет с высоты второго этажа длится? Мгновение? Меньше! То есть это если какой-нибудь великий чардей ради тебя с законами физики не сразится.

В полете меня подхватило, закружило, как лист на ветру, развернуло, я спланировала аршинов на двадцать в сторону, еще успев подумать, что для полетов в мундире к комплекту должен полагаться зонт и шляпка-котелок, как у сказочной бонны.

— Все узнали, Попович? — Крестовский говорил приглушенно, потому что держал у лица пропитанный ментоловой мазью платок, запашок от выгребной ямы сбивал с ног своей крепостью.

Я ответила утвердительно и отобрала у начальства аксессуар.

— Эльдар в соседней комнате и жив, я видела чардейское кружево, которым она его силы тянет, а хозяйка нумера, думаю, в туалетной, там явные следы на полу, будто тело тащили.

— Понятно. — Он посмотрел на окно, из которого я только что вылетела.

— Шеф, а как вы узнали, где меня ждать?

— Просто представил, как бы я действовал, если бы был Александрой Андреевной и ко мне Попович с разговорами явилась.

— И как?

— Я бы притворился вами, чтоб выиграть время. Идемте, если не хотите сам арест пропустить.

Мы выбрались задними дворами к главному входу, опять прошли фойе фильмотеатра и снова поднялись по лестнице. Я чувствовала себя здесь уже завсегдатаем. Дверь в нумер была открыта нараспашку, из-за нее доносились голоса, а по коридору в готовности стояли наши приказные числом более десятка.

Я заглянула в нумер, любуясь на себя же, стоящую в центре ониксового ковра, и на Ивана Ивановича, напряженно сплетающего какое-то колдовство.

— Ванечка, что ты делаешь? — плакала я нумерная. — Мне больно…

— Гелечка, — сказал Ваня мне настоящей, — она Эльдара держит, а я не…

— Сдавайтесь, Александра Андреевна, — усталым голосом велел Крестовский. — Это действительно конец.

Она обернулась, лицо исказила ненависть, оно пошло рябью, черты приняли вид нечеловечески уродливый. Метаморф одновременно пытался превратиться во всех, кто оказывался у него перед глазами.

— Всех порешу! Сыскарики! Чардеики!

— Нет, — сказал шеф и хлопнул в ладоши. — Уже нет.

Звук хлопка разросся ввысь и вширь, накрыл нас гулким колоколом, Саша упала, корчи ее, ни на что не похожие, продолжались еще долго. Я видела, что плетение, тянущее силы из Эльдара, лопнуло как струна, развеялось дымом. Зорин тоже это заметил, потому что споро продолжил бормотать заклинания.

Пока чародеи завершали арест, я быстро прошла сначала в туалетную, где обнаружилась вполне живая, но без чувств, андалузская прелестница, рот которой был, как кляпом, закрыт рыжим париком, а затем в смежную комнату, оказавшуюся спальней. Эльдар, спеленутый в кокон липкой паутины, едва дышал.

Я заплакала, схватила с бюро нож для резки бумаги, начала его освобождать. Мамаев открыл глаза.

— А я тебе, рыжик, колечко купил, — прошептал он слабым голосом.

— Софье Аристарховне его предложи, — заревела я уже в голос, — нехристь ты басурманская!

Эльдара и андалузскую прелестницу забрали в госпиталь вызванные кем-то медики, Сашеньку, после шефова колдовства едва живую, увезли тайные приказные, которых, кажется, никто не вызывал, но на то они и тайные, чтоб знать, когда сливки с чужой сметаны снять. Я попыталась составить протокол досмотра по свежим следам, но Крестовский велел уже успокоиться и не мельтешить, поручив это дело кому-то из наших.

Когда мы — я, Зорин и его высокородие — спустились по ступенькам фильмотеатра, башенные часы рыночной площади отбили час пополудни. Я остановилась, любуясь на большую фасадную афишу.

— А неплохо бы перекусить, — задумчиво проговорил Иван Иванович. — Время-то обеденное. Что начальство скажет?

— А я фильму про пленницу Варвару так и не посетила…

Шеф посмотрел на нас с умилением, как на любимых чадушек:

— Начальство повелевает отправиться обедать в наимоднейшую мокошь-градскую ресторацию, да поторопиться, потому что сегодня нам все документы по делу нашего «Паука-убийцы» оформить надобно. Как мы дело озаглавим, Попович?