цыкнул капитан. — И вообще, забери своих дошколят и погуляй с ними на свежем воздухе!

— Водочки бы, босс! — проныл младший сержант. — И жрать охота!

— Марш, отсюда!

Вся троица выкатилась наружу.

— Насчет идиота я тебе вкратце сейчас все объясню, — продолжал Сильва. — Я знаю, кто тебя сейчас крышует, но это тебя не спасет. Я тебе обещал отомстить за Эсмирочку мою ненаглядную, и я это сделаю…

— А почему сейчас-то? — хмыкнул я. — Уже с месяц, как твоя ненаглядная на нарах, а ты только сейчас спохватился!

— У-у, сука! — завыл Рогоносец.

Соскочил со стола и кинулся ко мне. Я откинулся назад и поднял ноги, чтобы с удовольствием засветить каблуками ему по холеному рылу. Киреев сообразил, что безнаказанно меня ударить не удастся и потому отступил на исходную позицию. Мне терять было нечего и потому я продолжал:

— Я не завидую тебе, капитан. Ведь Эсмирка твоя идет по статье госизмена, а в КГБ следаки не такие, как ты, они мигом из нее выпотрошат всю правду. И если в нашем захолустье тебе удалось выкрутиться, даже после того, как ты ранил старшего лейтенанта Красавину, то на Лубянке ты ответишь за все. Так что не бери на себя лишнее. Сам знаешь, что полагается в СССР за общественно опасные преступления! А уж за их организацию — тем более.

— Не стращай! — отмахнулся Киреев. — Никто тебя убивать не собирается… Ты мне нужен живым…

— Вот как! — не слишком удивился я. — А зачем тогда эта клоунада с похищением?..

— А это не похищение, а задержание! — ухмыльнулся тот. — Сержант Гришин тебя задержал. Я проведу первичный допрос, на котором ты совершенно добровольно покажешь, кто и с какой целью тебя забросил в Советский Союз… Кстати, при задержании у тебя была изъята некая аппаратура, видимо, шпионская, что отражено в протоколе, подписанном двумя понятыми. Все по закону. А дальше тобою займется столь любезное твоему сердцу КГБ.

— А ты не меняешься, капитан, — проговорил я. — Думаешь, что если все время повторять то, что однажды не сработало, то рано или поздно оно все-таки сработает?

— Посмотрим, что ты завтра запоешь. Посидишь ночку здесь, обдумаешь холодной головой, как облегчить свою участь. А утром мы тебя допросим и отвезем в УКГБ.

— А хочешь, я тебе прямо сейчас дам показания? — спросил я. — Только — в тепле и со свободными руками.

— Какое же мне от этого удовольствие, — проговорил Рогоносец. — Нет, я хочу увидеть тебя дрожащим, жалким, чтобы зуб на зуб не попадал, чтобы за чашку горячего чаю ты готов был мне сапоги лизать.

— А, ну давай, получай удовольствие!

Он открыл дверь, ведущую на улицу и крикнул:

— Эй вы! Дошколята! Идите сюда!

Вскоре вся троица ввалилась на веранду. Вот уж у кого зуб на зуб не попадал, и за рюмку чаю они, думаю, готовы были лизать не только сапоги.

— Этот будет сидеть здесь до утра, — сказал Сильва. — А вы — его охранять… По очереди, по очереди… Сами назначите, кто за кем…

И отдав это распоряжение, он нырнул в тепло дома. Гришин, которому тоже не терпелось укрыться в тепле, а главное — бухнуть и пожрать, сразу ткнул пальцем в того сопляка, который пытался меня ударить, а затем униженно подбирал табачные крошки.

— Ты первый его охраняешь, — сказал сержант, — потом — ты! — Он ткнул пальцем в Угрюмого. — Ну а после, так уж и быть, я.

— Не, ну чё, опять я, — заныл мой первый сторож, — я чё, хуже других?..

— Хуже, — подтвердил Мишаня, — да ты не ссы, мы тебе водочки принесем, да пару бутеров… Вот, твой сменщик и принесет… Все, не скучай, голубок!

И сержант вместе с Угрюмым, тоже скрылись в теплом доме. Мне осточертело сидеть, и я поднялся.

— Ну ты, козел, чё встал! — накинулся на меня охранник. — Щас по рылу съезжу, ляжешь!

— Слюни подбери, сопляк! — сказал я ему. — Дай мне хоть немного погреться…

— Чё ты сказал! — буром попер тот на меня. — Кто сопляк!

Слюнявый замахнулся — второй раз за нынешний томный вечер — и снова не безнаказанно. Мне даже локоть не понадобился, я его сшиб одним движением плеча. Шкет отлетел в угол, но на ногах удержался.

— Ну щас я тебя уделаю! — пообещал он и выхватил из кармана выкидник.

Вот это уже совсем зря. Теперь можно немного разогреться. Одной ногой я выбил у него нож, а второй — оконную раму. Не непосредственно ногой, а нападающим на меня сопляком. И пока тот барахтался среди битых стекол и обломков оконных реек, на шум выскочили младший сержант и Угрюмый.

— Мать вашу, что… — начал было Мишаня, но договорить не успел.

Захватив в прыжке его шею обеими ногами, я повалил Гришина на пол, ну и сам вместе с ним, конечно. С перепугу Угрюмый вытащил из-за пазухи ствол, и я увидел, что это спортивный стартовый пистолет. Стискивая изо всех сил шею здоровяка сержанта, я крикнул:

— Брось пукалку, дурак! — и добавил. — Хочешь уйти отсюда, обыщи ментяру, найди ключ от наручников, живо!

— Они в кармане у него, — пробурчал Угрюмый, пряча стартовый пистолет обратно за пазуху.

— Достань и открой браслеты, пока капитан не вышел!

Парень подчинился. И вскоре руки мои были свободны. Они у меня, конечно, затекли, но растирать было некогда. Я разжал ноги, отпуская шею уже хрипевшего Мишани и выдернул у него из кобуры скрытого ношения ПМ. А потом собрал руки оборотня в погонах за спиной, и надел наручники уже на него.

— Тебя как зовут? — спросил я Угрюмого.

— Рустам.

— Вот что, Рустик, — сказал я ему, — твоего дружка, скорее всего посадят за соучастие, а за тебя я похлопочу… Скажу, что ты помог задержать опасных преступников… Особенно, если сбегаешь к телефону автомату и вызовешь милицию…

— А ты… вы научите меня так драться? — спросил он, шмыгнув носом.

— Ты знаешь, кто я?

— Вы учитель… Каратист, вас все пацаны знают…

— Что ж ты тогда в меня стартером тыкал?

— Этот заставил, мусор поганый, — пробурчал Рустик и пнул поверженного здоровяка-сержанта.

Тот с