Властно. И по тому, как его поцелуи становятся глубже, жестче, моя истерия, мой страх уходят на задний план. На передний же вырывается пульсирующими спазмами внизу живота желание. Страсть. Она такая захватывающая и яркая, что сообразить ничего не успеваю, как уже сама подмахивая бедрами отзываюсь на поцелуи и ласки парня. Зарываясь пальцами в волосах на затылке упиваюсь его поцелуями, как будто жаждущий воды странник в пустыне.

Где-то за задворках еще оставшегося здравомыслия ко мне приходит осознание того, что мое влечение к Жене так же грязно и омерзительно звучит со стороны, что и связь отца и Джессики, но…

Боже! Как же хорошо он целуется. Я могла бы душу отдать за то, какие эмоции вызывают у меня его губы. Его горячие властные пальцы на моем теле. Моя кожа словно воск плавится под действием температуры.

А Женя тем временем уже освободил меня от одежды и нежно разминая подушечками пальцами пульсирующую промежность, проникает в сочащуюся влажность сразу двумя пальцами. Издав протяжный стон насаживаюсь на них сама до упора. Выгибаясь дугой откидываюсь назад на матрас полностью отдаюсь во власть своего искусителя.

Глава 15 Черновик

Глава 15 Черновик

Пробуждение дается тяжело. Но настойчивый звонок телефона делает свое черное дело – будит. Откидываю край одеяла, встаю. Рассеянным после сна взглядом окидываю спальню в поисках неистово вибрирующего “зверя”.

Дотянувшись до штанов лежащих на кресле достаю из кармана гаджет. Запустив пятерню в волосы принимаю вызов сразу:

– Женя! Ты… – дрожащим от волнения и слез голосом выдыхает мать.

– Я сейчас зайду к тебе, – бросаю сухо и отключаюсь.

Возвращаюсь обратно в постель и оперевшись на локоть оглядываю свернувшуюся комочком спящую девушку. Бледная до болезненного оттенка кожа слишком прозрачная, чтобы скрывать паутинку вен ярко выделяющуюся под ней. Глубокие синяки залегшие под глазами, еще больший приобретаю контраст от тени длинных ресниц подрагивающих от мимолетных движений под веками. Марине явно сниться какой-то неприятный сон. Заострившийся нос, бесцветные полные губы… Она напоминает мне хрустальную статуэтку: хрупкую, ломкую, которую можно сломать не прикладывая и малейшего усилия.

Порывисто вдыхаю запах ее кожи и задерживаю дыхание, жду когда он заполнит не только мои легкие, но проникнет в кровь. Мне кажется я одержим ее. Даже после всего того, что вчера произошло, у меня только укрепилось чувство того, что мы должны быть вместе. И под “произошло вчера” я подразумеваю ее папашу-извращенца, который трахает мою сестру, а не псевдо-беременность, которую придумал ей врач. По тому что пришлось пережить девушке, она как мне кажется выглядит вполне себе неплохо, чего не скажешь о матери.

Черт! Забыл совсем!

Поспешно склоняюсь к девушке. Отвожу с лица и прячу за ушко упавшую прядь и нежно, так чтобы не разбудить, касаюсь губами ее щеки. От чего вдруг показалось, что Марина вздрогнула. Не спит?! Притворяется?! Затих. Прислушиваюсь! Но нет: мерное дыхание девушки говорит о том, что она крепко спит. Бедняжка. Сколько же ей выпало испытаний за столь короткое время. Уму непостижимо.

Пересилив желание остаться рядом с девушкой, резко встаю. Торопливо натягиваю на голое тело штаны, майку, пихаю телефон в задний карман и торопливо покидая спальню.

Открываю дверь и нос к носу сталкиваюсь с матерью.

Мы несколько секунд смотрим друг на друга. Она с отчаянием. Я с раздражением.

– Женя?! Ты… с Мариной?! – в неверием в голосе произносит мать. – А как же Бель?!

– Я не намерен это обсуждать с тобой мам, – твердо, без тени на какие-либо компромиссы по этому вопросу отвечаю ей. – Тебе звонила Джесс?

– Женя, но … Марина – она ведь тебе сестра?! – округляет глаза мать, как будто до нее только что поняла, что-то очень важное.

– Она мне не сестра – это раз. И я не хочу чтобы ты нас с ней ассоциировала в данном контексте. Да и я тебя умоляю мам, какая к черту сестра? Сводная?! Ты завтра с этим извращенцем разведешься и поминай его как звали…

– Я ни с кем не собираюсь разводиться, Женя…

– Что?

Я даже в первые секунды подумал, что ослышался.

– Что? Еще раз повтори!

– Ты прекрасно слышал что я сказала, – голос матери крепчает, становится звонче. – В том что произошло – виновата я сама…

– Так. Стоп. У тебя жар? – протягиваю руку к ее голове трогаю лоб. – Да вроде бы нет… Но откуда тогда весь этот бред, мам?

Мой тон пропитан иронией и какой-то драмой. Я не могу поверить в то, что слышу. Мать сошла с ума?

– Пойдем в кабинет. Нам нужно поговорить. Обо всем.

Женщина перехватывает мое запястье ледяными пальцами и тащит к лестнице. Я не сопротивляюсь. Мать права обсуждать подобные вопросы посреди коридора не совсем уместно.

Мы торопливо спускаемся вниз. И уже по дороге к кабинету, я чувствую, как у матери меняется настроение. Она как будто приняла для себя решение и ей не терпится с кем-то им поделится. И как только за ее спиной плотно прикрывается дверь, мать начинает говорить:

– Женя, я понимаю твое возмущение.

– Не понимаешь, мам, – иронизирую. – Ты даже не представляешь, что я сейчас думаю о тебе.

– Хватит. Замолчи, – грубо отрезает женщина. – Ты еще молод и совсем не знаешь жизни, чтобы судить меня…

– За такие поступки не судят мам. Это же моральное разложение. Как ты вообще могла до своего разума допустить мысль о том, чтобы остаться с человеком, который трахает твою дочь, а потом тебя…

– Да, как ты смеешь так со мной разговаривать? У тебя нет на это никаких прав! Я твоя мать! И я лучше знаю, что мне можно допускать, а что нет…

– Все! Хватит! – поднимаю руки вверх, будто сдаваясь отгораживаюсь от этого фарса. – Я не готов слушать тебя. Ты с ума сошла. Это … это нужно быть безумной, чтобы простить такое!

– Женя! Прекрати! – истерит мать, стремительно приближается ко мне. – Ты хоть представляешь сколько всего нас связывает с Колей?! Да у нас с твоим отцом много меньше общего, чем… с Николаем.

–