Вячеслав вздрогнул. На него посмотрел с опаской, как на милого добродушного, греющегося на солнышке скорпиона.

– Вы все-таки решились?

– Нет, – покачал головой тот. – Решать будешь ты. Ты теперь глава, тебе и решать.

Слава посмотрел на президента, перевел взгляд на Васю. Тот застыл, только иконописные глаза безумно сверкали. Затем поглядел на Эл, эта смотрит то на него, то на своего папашу, не иначе как сама ничего не понимает. Потом искоса бросил взгляд на араба. Мамед ковырял панельку замка возле двери.

– Что он делает?! – вскрикнул вдруг Вячеслав.

– Все сделал уже, – улыбнулся араб.

– И как? – спросил бывший.

– Электроника не работает. Я ее намертво замкнул. Механически дверь отпирается только изнутри, хотя тоже не факт, что откроется. А в ручную они обгадятся ее отпирать.

– Хорошо, – улыбнулся бывший, напомнив сверкнувшими глазами полоумного Васю.

– А мы как отсюда выйдем?

– Есть другой путь. Монорельс до Белого города. Но об этом позже. Мамед, ты готов?

Мамед всегда был ко всему готов. Только вот Слава к такому повороту событий готов не был. Давешний разговор он помнил от и до, и даже думал, как поступить, стоит ли принять предложение бывшего или послать его ко всем чертям. Теперь же выбора у него практически не оставалось. Решение требовалось сейчас. А он не был готов его принимать.

– …У меня есть чем ответить американцам, – говорил бывший президент два часа назад, пока Слава сидел и тянул свой виски. – У меня есть разработка, с которой придется считаться всем. Всему миру. У меня есть чем воевать, только вот нету кем. Представляешь, шахматная доска. Фигуры в готовности, осталось разыграть одну пешку – и победа в кармане. И вот пешка идет через все поле. И я слежу за ней. И довожу до противоположного края. Теперь это уже ферзь. Осталось только разыграть его правильно. Не потерять. Понимаешь? Этот ферзь – ты. Я вел тебя через все поле, теперь предлагаю играть. А ты…

– А сам? – виски с каждым глотком становился все противнее, или это речи президентские имели дрянной привкус?

– Я не могу возглавить эту страну, после того что с ней сделал. Меня не примут. Кроме того, я стар. Это твоя игра теперь.

– Что за оружие? – медленно произнес Слава.

– Можешь себе представить портативное ядерное оружие, один выстрел из которого сравнивает с землей половину небольшого города? Ядерное оружие, которое может тащить на плече взрослый человек. Ядерное оружие, снабженное встроенным компьютером, который легко определяет цель, легко наводится на нее, а тому, кто стреляет, остается только кнопку нажать? Представляешь? И ни один комплекс ПВО не поймает такого стрелка и не отловит такую ракету. Потому что летит она низко с диким ускорением. Представил?

Слава зябко повел плечами. Воображения на то, чтобы представить это во всех подробностях, не хватало, но картинка, которую худо-бедно набросал мозг, уже была не из веселых.

– Нет, не представляю.

– А оно у меня есть, – глаза бывшего заблестели фанатичным блеском. – И ни один янки о его существовании не догадывается. Представляешь, какой это будет бум? С этой разработкой и с властью, которую ты получишь, мы вышибем отсюда янки, поднимем Россию с колен. Да что с колен… Весь мир будет у нас в ногах валяться. Решайся, времени немного. А другой надежды у России нет.

За два часа, минувших с того разговора Вячеслав только и успел, что виски допить, обдумывая разговор, подремать минут пятнадцать, да побегать по лестнице с Мамедом. Не шибко много возможностей для принятия решения у него было.

– Ты готов взять на себя ответственность? – бывший президент смотрел на него выжидательно. Не из воспоминаний смотрел, а здесь и сейчас.

А из памяти на него глядел француз. Смотрел весело, было что-то в его взгляде озорное, подзадоривающее. «Беспредельщик ты, дядька», – подмигнул Анри и растворился в тумане памяти.

– Объясняй, что к чему, – резко перешел на «ты» Слава.

Бывший едва заметно выдохнул и уселся к пульту. Экран вспыхнул картинкой. Со стены на них смотрела испуганными глазами грустная уставшая хозяйка Белого города. Потом она заговорила о чем-то, но звука не было. Только лицо гаранта конституции беззвучно шлепало губами.

– Это пульт. Таких глобальных всего три. В Москве. Бывшей Москве, теперь она называется Белым городом, в Свердловбурге, бывший Екатеринбург, и здесь, у нас. В каждом крупном населенном пункте, который мы контролируем, стоит мини пульт. Связь возможна как просто в режиме видеофона, так и конференц-видео. С таким же пультом ты будешь работать в Белом городе. Если что-то случится со мной, нюансы тебе объяснит она, – бывший кивнул на экран. – Сейчас она нас не слышит, теперь включаем звук.

Хозяин медленно, специально для Славы, щелкнул тумблером, и в комнате возник голос сумасшедшей бабы Юлии Владимировны:

– …непонятно откуда. И что происходит вообще?

– Юленька, мы тебя не слышали. То же самое еще раз и не напрягая связок, – спокойно попросил президент.

– Что они там делают? – Юлия сердито смотрела на Эл и Вячеслава.

– Он – новый руководитель, она – моя дочь, – коротко ответил бывший.

Глаза Юлии Владимировны выкатились из орбит настолько опасно, что, казалось, еще чуть и повиснут на тонких стебельках, как у рака. Гарант конституции Белого города беззвучно хватанула воздуха.

– Что? – жалобно, совсем не по-президентски вспискнула она.

– Теперь ты будешь слушать его, и помогать станешь ему, – сообщил президент.

Слава хотел возразить, что согласия он еще не дал, но не стал встревать в чужой разговор. Огромное, в полстены, лицо Юлии Владимировны смотрело на них непонимающе.

– Что происходит?

– Мы здесь заперты. Сверху американцы. Ты еще не знаешь, но эти молодые люди, – хозяин кивнул на молчавших Эл и Славу. – Вломились сюда вчера и пристрелили Макбаррена. Сегодня один из его сподручных получил повышение и распоряжение убрать отсюда русских. Поняла?

Глаза женщины-президента стали отсутствующими, заблестели, как свежее отмытое оконное стекло в пустой комнате. Хозяин буквально увидел эту пугающую пустоту в глазах, и ему стало жаль несчастную женщину, живущую по законам и по совести, понимающую: то, что придется сделать сейчас, против совести и против любых, даже самых звериных законов.

– Чего вы хотите от меня? – по-детски жалобно пролепетала она.

Она прекрасно понимала, чего от нее хотят. Она знала, что этим кончится. Она не хотела этого и понимала неизбежность этого. Она надеялась только, что сможет раньше умереть, чем от нее потребуют этого.

– Чего вы хотите? – повторила она.