Тут Эстель поняла, что он обращается к птичьей клетке, в которой сидел потрепанный попугайчик цвета ее любимого бледно-голубого карандаша.

Отец сообщил, что попугайчика зовут Питер.

Клетка была мятая и ржавая, по через несколько часов Питера переселили в повое жилище, предоставив в его распоряжение то. что владелец зоомагазина на Пимлико назвал «новейшими аксессуарами для волнистых попугайчиков".

После обеда Эстель, забравшись с ногами в кресло, пристально наблюдала за Питером, пытаясь угадать, сколько ему лет. Поданным из Интернета, попугайчики живут от шести до девяти лет. Эстель подумала, что у Питера усталый и замученный вид, почти как у людей среднего возраста, которые окружают ее в ее собственной клетке на Даунинг-стрит. Она приказала себе не грустить, готовясь ко дню, когда он умрет. Умирают все: люди, цветы, птицы, рыбки, мамы и папы, дети и собаки, звезды и деревья. В конечном счете, подумала Эстель, что бы мы ни делали, это ничего не изменит.

Однажды она сказала об этом матери, по Адель ответила, что экзистенциализм не повод отлынивать от домашней работы. Мама сказала, что папа — хороший пример человека, который что-то меняет, оп уже изменил лицо британской политики.

Морган проспал до полудня, потом влез в камуфляж, натянул сапоги п пошел вниз поздравить отца с возвращением. Бедный папа разбирался в груде официальных красных папок, по, увидев Моргана, отложил ручку; протянул руку и сказал:

— Морган, дружище, как дела, сын?

Морган ударился коленями об угол стола, спеша в объятия к отцу.

— Ну, как в бункере, папа? Круто?

— Я очень много нового узнал о себе, Морган, — ответил премьер-министр.

— Например? — спросил Морган. Премьер-министру очень хотелось поведать Моргану о людях, с которыми он встретился, о местах, которые видел, о пережитом. Вместо этого он ответил:

— Я тебе просто скажу, Морган, Великобритания готова к худшему из сценариев.

— Папа, ты говоришь как политик, — сказал Морган.

— Но я и есть политик, дружище, — улыбнулся премьер-министр.

— Политик, у которого нет своей политики, — пробормотал Морган.

— Не говори глупостей, Морган, у меня весьма четкая политическая философия, — сказал премьер-министр.

Морган взволнованно возразил:

— У тебя ее нет, папа. Я изучал твои речи, искал признаки ясного социалистического мировоззрения, но ничего не нашел. Ты как эти священники, которые никак не могут решить, то ли Бог есть, то ли его нет. Если не уверены, значит, пора оставить церковь и заделаться социальными работниками или чем-то в этом роде.

Премьер-министр встал и смел со стола красные папки — они с грохотом посыпались на пол.

— Я социальный работник этой страны, Морган, — объявил он. — Я всё для всех. Я вижу все точки зрения. Пытаюсь всех осчастливить. И когда ты, так сказать, немного повзрослеешь, возможно, и ты поймешь всю сложность и двусмысленность современной политики.

Морган подобрал папки и водрузил их обратно на письменный стол.

— Нашей семье не помешала бы помощь социального работника.

Премьер-министр выбрался из-за стола и изрек:

— Семья — самое важное в моей жизни.

— Неправда, папа, — страстно возразил Морган. — Мы где-то между Африкой и Ближним Востоком. Ты принес нас в жертву, когда победил на выборах. А ведь мы могли быть нормальными, папа, пойми, просто нормальными!

— Я хотел стать твоим героем, Морган.

— Все мои герои умерли, кроме одного, — печально сказал Морган.

— И кто же он? — спросил премьер-министр. Однако Морган не смог заставить себя сказать отцу, что его герой — Малкольм Блэк. Вместо этого он ответил:

— Рок, чемпион по борьбе.

Эдвард взял детей в больницу навестить мать. Поппи потянула повязку на носу Адель. Под глазами Адель темнели синяки, но сами глаза сияли. Эстель сообщила матери о Питере и сказала, что хочет завести зоомагазин, когда вырастет. Адель согласилась с ней, что такая жизнь — просто удовольствие. Морган произнес краткую речь о порочности содержания живых существ в клетках и потребовал, чтобы Питеру по меньшей мере дважды в день разрешали облетать комнату.

Семья провела дебаты по данному вопросу и пришла к соглашению, что дверца клетки будет оставаться открытой то время, которое определит Эстель.

Джек стоял у двери дома Номер Десять, облокотившись на черные перила, и наблюдал за погрузкой фургона транспортной фирмы. Традиционный первомайский день протеста прошел мирно. Зафиксировали отдельный случай мародерства: из витрины на Риджент-стрит похитили несколько шотландских килтов, а теперь участники акции протеста возвращались к своим поездам и автобусам, проведя день на свежем воздухе.

С Трафальгарской площади доносились отголоски последних митинговых речей.

На крыльцо вышел Малкольм Блэк и встал рядом с Джеком, ожидая, пока за ним прибудет автомобиль.

— Чудный вечер, господин премьер-министр, — сказал Джек.

Малкольм посмотрел на ворота, за которыми собралась большая толпа. Он помахал толпе рукой. Его жест вызвал приветственные крики и свист в равной пропорции. Автомобиль наконец подъехал, и Малкольм Блэк сел на место рядом с водителем.

Джек посмотрел вверх и увидел, как на фоне бледного вечернего неба порхает крошечный зеленовато-синий мазок. Питер. Джек сорвался с места. Он преследовал Питера по улице под ироничное подбадривание полицейских и толпы у ворот.

Питер пролетел вдоль Уайтхолла до Кенотафа, где посидел, не замеченный толпой внизу. А потом, поскольку Джек был не в силах его остановить, полетел прямо на Трафальгарскую площадь, туда, где большие птицы и верная смерть.