Второй: последовавшее за этим возвращением резкое изменение обстановки.

Третий: вытекающее из изменения странное состояние лидера – полковника Иванова.

Однако давайте по порядку.

Серега сидел в столовой и смотрел «видяшник». Голова у него была забинтована, грудь молодецки вздыбилась от могучей круговой повязки, а в целом он выглядел так, будто его три дня подряд пытали настойчивые гестаповцы. Не коллеги Петрушина, а настоящие, из сороковых годов. За спиной лейтенанта вышагивал Глебыч и о чем-то сосредоточенно думал.

По причине счастливого избавления от неминуемой гибели настроение у «вдовьей группы» было на редкость приподнятое. Поэтому все бросились обнимать Серегу, а Вася, выражая общую радость по поводу досрочного возвращения боевого брата, торжественно заявил:

– О, брат! Ну ты, блин… Короче – ты возмудел и похужал.

– А идите-ка вы все в задницу, – мрачно ответил Серега и, уклонившись от объятий, покинул столовую.

– Вот ни фига себе, – Петрушин обескураженно почесал заднюю поверхность бедра. – Что такое, Глебыч?

– Пойду-ка я обратно к своим, – пробормотал Глебыч. – Рано пришел, тут у вас как-то не того… Да и все равно делать пока нечего.

И тоже покинул столовую.

– Новости, – догадалась Лиза. – И не самые хорошие…

Пошли докладывать полковнику. Иванов находился в своем модуле, лежал на кровати в спортивной форме и имел на лбу холодный компресс. В помещении было накурено, в стакане, на тумбочке, покоилось с десяток окурков дрянных сигарет «Дон-табак» (это Глебыча, полковник вообще-то не курит, а запах «Дон-табака» не переносит ни в каком виде!). Рядом стоял пустой графинчик. Сильно пахло коньячными парами.

– Ну ни фига себе… – опять удивился Петрушин. – В стране переворот?

– Хунта к власти пришла, – выдвинула предположение Лиза. – Всех, у кого неуставная прическа, будут вешать.

– Давно пора, – буркнул полковник. – Докладывайте.

И даже не встал. Это было мощным отклонением от нормы – ранее он себе такого никогда не позволял.

Доложили. Иванов вяло изобразил радость по поводу успешно проведенного мероприятия и махнул рукой:

– Идите ужинать.

– А что вообще стряслось? – поинтересовался Петрушин. – Серега там весь из себя, вы тут…

– Идите, идите, – полковник болезненно поморщился. – Я доведу. Потом.

– Может, помочь чем? – заботливо встряла Лиза. – Может…

– Пристрелить, – отчетливо вымолвил полковник.

– Чего?

– Если хватит духа, пристрелите меня. Если нет – идите ужинать.

Пожали плечами, пошли ужинать. Пока Лиза разогревала припасенную днем еду, Петрушин и Вася обслужили оружие и попытались привлечь к общению Серегу. Серега привлекаться не пожелал, но, отметив, что товарищи чистят оружие, высказался следующим образом:

– Вы все равно будете акт писать. Пристрелите меня, а патрон туда впишете…

Это он имел в виду акт на списание боеприпасов, которые израсходовали при выполнении задания.

– Какая-то нездоровая коллективная суицидопредрасположенность, – заметил Костя. – Эпидемия, что ли?

К ужину вышел с трудом взявший себя в руки полковник – с пустым графином – и поведал соратникам страшную историю.

До обеда все было хорошо. Полковник, будучи в состоянии выходного дня, выспался, погрел воду, произвел личную стирку и помылся сам. После обеда проснулся доставленный утром Глебыч и принялся склонять Иванова к совместному употреблению спиртосодержащих продуктов. Полковник решительно отказался, поскольку имел в плане привести в порядок бумаги, а Глебыч впал в уныние. Но все равно, и после обеда было неплохо. Как-то праздно и бездельно, как всегда после завершения хорошо выполненной работы.

К вечеру прибыл Серега, примерно часа за три до возвращения «вдовьей группы», уже сумерки сгущались. Полковник, обрадовавшись прибытию утраченного было члена команды, решил сделать ему приятное и предложил посмотреть нередактированный дубль Лизиной видеозаписи с места событий. Серега вообще хотел сразу завалиться отдыхать, у него болела голова. Но полковник настаивал…

Зря он настаивал. Говорят же, благими намерениями… Лейтенант спокойно смотрел запись до того момента, когда Лиза начала снимать погрузку раненых на броню «бардака». Когда камера крупным планом «наехала» на спасенного в пещере деда, Серега ойкнул и… упал в обморок.

Поскольку ранее такого с нашим железным лейтенантом никогда не случалось, Иванов пришел в смятение и крикнул Глебыча. Вдвоем они привели лейтенанта в чувство и насильно угостили коньяком. После этого Серега еще пять раз просмотрел вышеописанный фрагмент. На недоуменные вопросы Иванова не отвечал и, казалось, впал в глубокую прострацию. Затем, запаузив запись на крупном плане лица деда, тихо спросил:

– И где он?

– Вот этот дед? Да сдали мы его. Главе администрации сдали. Это Хасан Ахмедов из Калиновской. Местный, короче. В плену был. А что такое?

– Ой-е-е… – тихо застонал Серега.

– Да что такое?! – возмутился Иванов. – Ты прекрати мне эти стоны, говори толком!

И сказал тут Серега… Хасан – международный террорист, специалист по подготовке шахидов. Серега с ним знаком лично. До того опасный тип, что даже степень ему трудно придумать. Короче, полный терминатор.

– Да уж, – полковник почесал затылок. – Видать, крепко тебя звездануло…

– Он же – сэр Джон Либерман, британский подданный, – добавил Серега. – Он же – Евгений Борисович. Тезка Петрушина, между прочим. Он же – Дед. Он же… Впрочем, это неважно. Важно другое. В позапрошлом году этот тип пытался взорвать международную конференцию «Ислам против террора». С моей помощью.

– Ну ты того… – не на шутку озаботился полковник. – Приляг, отдохни. Тебе сейчас нервничать нельзя. Давай, давай – приляг. Потом поговорим…

– Вы думаете, у меня бред? – догадался Серега.

– Думаю, тебе все же придется ехать в госпиталь, – покачал головой Иванов. – Рановато ты – после такого ранения…

– Я в здравом уме и трезвой памяти, – отчеканил Серега, холодно глядя на полковника. – Этого человека я никогда и ни с кем не спутаю. Я довольно долго пробыл с ним вместе, изучил все его повадки и знаю, насколько он опасен. Он при мне, в режиме жесткого цейтнота, буквально за несколько секунд загипнотизировал одного бойца. Боец был – супер, нервы как канаты. Стоял как парализованный и глупо улыбался, глядя, как этот сэр уходит. Кстати, у него привычка была – носить с собой кейс, прикованный к руке наручником, с хромированной цепочкой. Когда его обнаружили, у него был кейс?

– Гхм… – Полковник слегка побледнел и присел на табурет рядом с Серегой. – Наручник на нем был – факт. И цепочка…

…В этом месте повествования Петрушин совершил поистине героический для него поступок. Он решительно отложил в сторону недогрызенную курицыну ногу (копченую, между прочим!), встал и громко сообщил о намерениях: