Игорь не был лично знаком с Александром Александровичем в Союзе, но у них было некоторое количество общих знакомых. Этот факт плюс общие профессиональные корни привели к взаимному дружескому расположению. В советские времена даже человеку с неограниченной фантазией невозможно было вообразить сцену, когда российский танкист, генерал-полковник, и эмигрант-инженер по тому же ведомству будут сидеть по вечерам на балконе виллы в Псаготе с видом на Рамаллу и разговаривать «за жизнь».

Естественно, одной из тем обсуждения была израильская армия и израильские победы. Однажды Галкин сказал:

– Сейчас главный секрет ЦАХАЛа мне совершенно ясен. Израилю очень повезло с противником. Вы же понимаете, что если бы это были, скажем, вьетнамцы или афганцы, то результат был бы совсем другой.

Конечно, любой человек, немножко смыслящий в военном деле или просто обладающий способностью анализировать, может понять, что бесчисленные победы Израиля объясняются в основном слабостью противника. Что, конечно, не исключает высокой боеспособности ЦАХАЛа, доблести, мужества, самоотверженности и высочайшей мотивации, проявленных израильскими солдатами и офицерами во всех войнах.

Наконец прилетели чебоксарские механики, и уже через два дня тракторы начали работать вблизи от аэропорта Бен-Гурион. Надежность машин была отвратительной, ни одного дня не обходилось без поломок и простоев. Присланный комплект запасных частей таял на глазах, и профессору пришлось остановить работу одной машины и пустить на запчасти. Тем временем ситуация в России резко изменилась: пришли «лихие девяностые ельцинские годы» – разгул дикого свинского капитализма, и теперь не то что трактор, а любую мелкую запчасть было невозможно получить бесплатно.

Исключительно интересно и полезно было наблюдать, как вел себя Шалом в различных государственных и муниципальных службах, где он хотел что-то заполучить, например скидку на цену воды или клочок ничейной земли и т. п. Если какой-нибудь чиновник ему отказывал, он немедленно ложился на спину на пол и начинал размахивать руками и ногами (в переносном смысле, конечно), истошно крича и чуть не плача: «Я бедный крестьянин, у меня куча голодных детей, я мизрахи, меня обижают» и пр.

Редко кто мог выдержать такой спектакль, и Шалом обычно получал желаемое. Выйдя с Игорем в коридор, он начинал хохотать и поучать профессора:

– Учись, вот так надо, а Ави не умеет!

Это была чистая правда: его сын Ави был спокойным разумным молодым человеком, и такие спектакли были совершенно не в его стиле.

Другое представление проходило обычно во дворе Шалома: к нему приезжали разные коллеги, и иногда у них происходил спор с Шаломом и его людьми. В точке высшего накала стороны кричали изо всех сил, брали друг друга за грудки, напирали на оппонентов и пр. В такие моменты чебоксарские трактористы – ребята молодые и крепкие – бросались к Игорю:

– Что делать? Сейчас будет грандиозная драка! Драться на стороне Шалома? Вон один из гостей с пистолетом, стрелять, поди, начнет!

Игорь, умудренный израильским опытом, всячески их сдерживал:

– Да ничего не будет, это местные евреи просто так разговаривают между собой.

И действительно, через десять минут оппонирующие стороны уже мирно разговаривали и похлопывали друг друга по плечу и клялись в вечной дружбе. Постепенно чебоксарцы привыкли и уже наблюдали за такими сценами без волнений.

Перед началом сотрудничества с Шаломом Игорь говорил ему, что на следующих этапах можно получить также бесплатно другие тяжелые машины, например карьерные самосвалы и пр. Теперь эти обещания были невыполнимы. Шалом, который был уверен, что все вновь прибывшие олим должны израильтянам вообще и ему лично, очень нервничал, что получение новой техники становится невозможным, а полученная плохо работает. Спустя почти год тракторы были остановлены, механики уехали в Россию, а отношения с Шаломом были прерваны. Игорь, который был оформлен на работу в фирме Шалома, был уволен и оформил пособие по безработице. Иерусалимский вкладчик разорвал с Игорем и Аркадием соглашение. Аркадий устроился работать в одну маленькую компанию, организованную некими челябинцами после выхода из технологической теплицы, а профессор оказался у разбитого корыта.

Крах затеи с привозом техники из Союза был для профессора очень тяжелым вторичным падением с «сабантуйного столба» в Израиле – было вложено много сил и времени, удалось добраться до вершины столба (всё задуманное было реализовано: договорились с чебоксарцами, привезли тракторы, нашли деньги, нашли партнера и т. п.) и в один момент скатились к подножью.

Умерла мама Игоря. Последние несколько месяцев она уже не вставала, и Дана была вынуждена сидеть с ней всё время. Семья лишилась пособия мамы, и Дана начала искать работу. Ей удалось только устроиться няней в бейт-авоте[22].

До этого Ян ушел из академии Рубина – обстоятельства его ухода тоже были достаточно неординарные. Он должен был ехать на конкурс саксофонистов в Бельгию. Заведующий отделением вызвал его и сказал, что он должен ехать за свой счет. Ян, отлично зная материальную ситуацию в семье, отказался. И тогда заведующий сказал вслух то, что многие израильтяне думали про себя:

– Куда вы, нищие, лезете? Далась вам эта музыка! Иди мой посуду, вас ведь для этого сюда привезли…

Ян вспылил, сказал заведующему всё, что он о нем думает, и наотрез отказался возвращаться в академию. По возрасту его уже могли забрать в армию, и он с большим желанием начал собираться. Там тоже не обошлось без приключений. При поступлении в израильскую армию определяется по 100-балльной системе так называемый профиль будущих солдат, оценивающий в основном их физическое состояние и их знания, способности и психологические качества.

Те, кто получает сумму баллов близкую к 100, могут выбирать род войск, где они хотят служить. Ян получил профиль 97 и явился к начальству с вопросом, почему не 100. Вопрос развеселил армейских чиновников, которые изложили Яну популярную шутку о том, что у еврея не может быть профиля больше 97, поскольку он обрезан, а это членовредительство (девушек эта шутка обходила).

– Так если в этом всё дело, то я не обрезан и мне можно давать профиль 100!

Ситуация сложилась чисто «швейковская», в этом случае, как и во многих других ситуациях в Израиле, даже простейшая логика не действовала. Ян был очень «упертый» юноша, когда речь шла о немотивированных отступлениях от логических построений, и начал требовать направить его в морской десант, поскольку он имеет максимальный профиль. Ему сказали, что там нет свободных мест, и предложили другие варианты (конечно, олимовские: танки, артиллерия и что-то еще в этом духе). Он «уперся», и тогда его посадили в военную тюрьму. Ян просидел там неделю, до тех пор, пока