— Пустое, — отмахнулся я и попрощался: — Доброй ночи.

Я повесил трубку, беззвучно выругался и принялся раскладывать диван.

Утро не разочаровало. Оно стало точной копией вчерашнего, с той лишь небольшой разницей, что в ванную сегодня пришлось бегать не мне, а Марианне.

Когда эта суета окончательно прогнала сон, я натянул халат и заглянул в спальню к кутавшейся в простыню девушке, чье лицо даже в полумраке отличалось непередаваемым бледно-зеленым оттенком.

— Содовая в буфете, — сообщил ей.

— Спасибо, — выдавила из себя Марианна, не поднимая взгляда.

— Приведи себя в порядок. И чтобы к вечеру была дома. Отцу скажешь, что я снял тебе номер в гостинице, но там тебе надоело. Пусть сам с тобой нянчится.

Девушка в удивлении распахнула припухшие глаза и спросила:

— Какой номер? Зачем?

— Предполагалось, что тебя собираются допросить по делу об убийстве Жоржа.

— Это и в самом деле так?

— Понятия не имею, — пожал я плечами и повторил: — Чтобы вечером была дома. Ясно?

Марианна ничего не ответила, и я отправился бриться. Потом оделся, вдел в манжеты серебряные запонки, затянул перед зеркалом узел галстука и достал из шкафа табельный револьвер с коротким двухдюймовым стволом. Кобуру нацепил на ремень брюк и покинул номер с плащом и шляпой в руках.

Заходить в бар не стал, сразу вышел на крыльцо и достал портсигар. Глянул в пасмурное небо, чиркнул спичкой о боковину коробка и прикрыл ладонями от студеного ветерка разгоревшийся огонек. А потом… встрепенулся, выкинул огарок спички и затряс обожженными пальцами.

О, черт! Это еще что за напасть?

Не выспался, на ходу дремать начинаю? Или в очередной раз внутреннее время взбрыкнуло?

С некоторой долей опаски я зажег новую спичку, закурил и с облегчением выдохнул струю дыма.

Порядок! Я в полном порядке! Сердце слегка давит, но это нормально. Это не проблема, пройдет. Пройдет…

Особых дел на воскресное утро у меня не было, поэтому я спокойно спустился с высокого крыльца отеля и зашагал вдоль дороги, с наслаждением вдыхая свежий запах мокрых, слегка подмороженных ночной прохладцей газонов.

Просто шел по городу, никуда не спешил и наслаждался ощущением собственной праздности. Ноги сами привели меня к городскому парку, там я прогулялся по пустынной аллее и вскоре очутился у пруда, вдоль берега которого посверкивала кромка льда.

Подняв воротник, уселся на скамейку и спрятал руки в карманы плаща. Солнце подсвечивало небо на востоке, низкие серые облака сливались с верхним краем Вечности, и создавалась иллюзия, будто никакой Вечности и нет вовсе. Что кругом один лишь бескрайний мир, над которым медленно всплывает багряно-огненный шар.

Меня всегда завораживали рассветы. Когда жил на крошечном полустанке, где вечно царили тусклые сумерки, часто представлял, что переберусь в город и каждый божий день смогу наблюдать, как понемногу светлеет небо и расцвечиваются алыми красками облака.

Пустые мечты! Пустые мечты, пущенные на дно столкновением с безжалостной реальностью.

Наступление утра для человека моей профессии обычно означает лишь две вещи: либо пришло время возвращаться с ночной смены домой, либо надо продирать глаза и тащиться в управление. Да и рассветы у нас не идут ни в какое сравнение с рассветами где-нибудь на Островах.

Впрочем, что мне Острова? Пусть там царит вечное лето и плещется теплое море, но живут в тех далеких краях такие же люди, как и здесь. А значит, и на Островах я занимался бы своим обычным делом и не имел времени на праздное любование рассветами. Да и закатами, если уж на то пошло, тоже.

Как-то так.

Изрядно озябнув, я поднялся со скамьи и отправился завтракать в ресторан «Семь улиток».

— Кофе? — уточнил один из многочисленных отпрысков владевшей заведением семейной четы.

Я припомнил давящую тяжесть на сердце и покачал головой:

— Апельсиновый сок.

— Стакан?

— Лучше сразу кувшин. И гренки.

Паренек кивнул и отправился на кухню, а я выложил перед собой полупустой портсигар и задумчиво уставился в окно. Среди крыш домов проглядывал клочок серого неба, там с бешеной скоростью неслись облака, и меж их кудлатыми краями на краткие доли мгновения вспыхивали яркие отблески поднимавшегося над городом солнца.

Нечастое зрелище с нашими вечными дождями, моросью и туманом.

— Комиссар, — окликнул меня паренек, выставив на стол тарелку с гренками и запотевший кувшин сока, — ваш заказ.

— Благодарю, — кивнул я, вновь взглянул в окно, но клок неба над крышами домов оказался затянут непроглядной пеленой облаков.

Вот так всегда. Только отвлекут — и момент упущен.

Я вздохнул, взял вилку и нож и принялся завтракать.

Сол Коган явился, когда от гренок не осталось ни следа, сок был выпит, а в пепельнице прибавилась пара свежих окурков. Гангстер уселся на стул напротив и попросил принести кофе. Вид у него был изрядно помятый.

— Беспокойная ночь? — усмехнулся я.

— Ты даже не представляешь! — подтвердил Сол, зажал лицо в ладонях и потряс головой. — Как мне шла карта! Как шла!

— Опять проигрался?

Гангстер посмотрел на меня с определенной долей снисходительности и усмехнулся:

— Почему сразу проигрался? — Он немного помолчал и добавил: — При своих остался.

— Не умеешь вовремя остановиться.

— Еще как умею, — уверил меня Коган. — Иначе и в самом деле проигрался бы в пух и прах. А так… Деньги пришли, деньги ушли, а я при своих. Такие дела.

— Только не выспался.

— Зато удовольствие получил. — Сол осторожно отпил кофе, посмотрел в окно и после недолгого молчания сообщил: — Поспрашивал о твоем Захаре. Странный тип.

— В каком смысле?

— Он тронутый, представляешь? Тронутый наркоторговец! Куда катится этот мир? Они же все деревянные… — И гангстер выразительно постучал костяшками пальцев по столу.

— Скажи это Полю Лиману, — хмыкнул я.

— Поль — исключение, — пожал Сол плечами. — А исключения, Виктор, как тебе известно, лишь подтверждают общее правило.

Я не стал ввязываться в бессмысленную дискуссию и спросил:

— Так что с Захаром? Где его искать? На кого работает?

— Вольная птица, сам по себе, — ответил гангстер, откинулся в кресле и вновь отпил кофе. — Где обитает, тоже никто не знает. С людьми встречается в баре «Жерло», приходит туда часам к семи и сидит до самого закрытия.

— Благодарю, дружище! Выручил.

— Благодарностью сыт не будешь, — не преминул отметить Коган.