В книге «Советская кавалерия», вышедшей в свет в 1984 году, бой под станицей Кущевка изложен вполне эпически, число же убитых немцев принято компромиссное между донесением Кириченко и письмом Бардадина: «Когда кубанцы и донцы отражали атаки противника на реке Ея, сюда подошли 5-я и 9-я румынские кавдивизии. В связи с этим было принято решение силами 12-й и 116-й казачьих дивизий не допустить вражескую конницу на свой берег, а 13-й Кубанской дивизии полковника Б. С. Миллерова атаковать в конном строю вражескую пехоту. Перед боем комиссар дивизии, старший батальонный комиссар Б. С. Шипилов собрал комиссаров полков и поставил перед ними задачу: коммунисты должны действовать впереди и своим личным примером увлекать казаков в стремительную атаку.

Настал час атаки. В первом эшелоне двинулись два кавполка, во втором – один. Обогнув лесопосадку, кубанцы развернулись в боевой порядок и пошли широкой рысью. Пройдя около 2 км, эскадроны при поддержке артиллерийского дивизиона через кукурузные поля мчались полевым галопом навстречу врагу. Под станицей Кущевская конники на галопе подлетели к танкам, спрыгивали на броню и бутылками с горючей смесью поджигали машины.

В стремительной конной атаке было уничтожено до 1800 солдат и офицеров, захвачено около 300 пленных, 18 орудий и 25 минометов. 198-я пехотная дивизия гитлеровцев, неся большие потери, поспешно отошла на левый берег Еи. В ходе боя станица Кущевская три раза переходила из рук в руки (если верить Бардадину, власть в станице в тот день не менялась ни разу, поскольку немцев не удалось выбить из Кущевки даже на короткое время; о румынской кавалерии он вообще не упоминает. – Б. С.).

Эта атака кавалерийской дивизии являла собой пример отваги и героизма конников, умения командиров организовать бой с сильным противником. В одном из донесений о действиях кубанских и донских казаков сообщалось: „Рвение казаков в бой неизмеримо высоко, и… оставление территории без боя отражается крайне болезненно на состоянии казаков, которые желают до последней капли крови отстаивать свою донскую и кубанскую землю“».

Здесь добавились совершенно фантастические трофеи, а в составе немецкой пехотной дивизии, в которую чудесным образом превратились две румынские кавдивизии, вдруг появились танки, совершенно не положенные ей по штату. Что же касается рвения в защите родной земли, то, по иронии истории, в не меньшей степени оно было присуще донским и кубанским казакам, сражавшимся по другую сторону фронта, в рядах вермахта. Этому способствовало и то обстоятельство, что нацисты считали казаков арийцами (остальное славянское население признавалось расово неполноценными «недочеловеками»). А многие казаки, в свою очередь, видели в немцах освободителей от большевиков. Вот что, например, писал родным в станицу Егорлыкскую в конце ноября 1942 года казак Семен Ларин: «Имею право гордиться, что нахожусь в германской армии солдатом, числюсь как донской казак. По мобилизации не воевал, сразу пошел на сторону германской армии. Вообще у красных не воевал ни минуты, а пошел в германскую армию». Ему вторил кубанский казак Алексей Кривенко, сообщавший жене в Краснодар: «Нахожусь в германской армии… наше командование о нас беспокоится, не только о нас, но даже о наших семьях».

Авторы книги «Советская кавалерия» повторяют байку об окружении двух дивизий корпуса Кириченко в августе 42-го: «Противник рвался к Туапсе. К исходу 13 августа танковая дивизия СС „Викинг“, отрезав две кубанские дивизии от главных сил корпуса, прорвалась к станицам Ханская и Хадыженская. Командование 17-го кавкорпуса сумело организовать непреодолимую оборону по северным склонам Кавказского хребта на туапсинском направлении и нанести врагу большие потери в живой силе и боевой технике». Как мы помним, по свидетельству Бардадина, никаких крупных столкновений с противником корпус не имел, а выдумка про окружение понадобилась для того, чтобы оправдать бездарную потерю артиллерии.

Но самое удивительное, что бравый командир 4-го гвардейского казачьего корпуса за все свои художества как на поле боя, так и в тылу не понес никакого наказания и почти год продолжал командовать корпусом. О том, как завершилась карьера Николая Яковлевича, поведал в мемуарах маршал Василевский: «Запаздывал с продвижением (к нижнему течению Днепра. – Б. С.) 4-й гвардейский кавалерийский корпус Н. Я. Кириченко. Чтобы разобраться в причинах этой медлительности, туда выехал посетивший фронт лучший знаток кавалерии в СССР, Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Выводы, сделанные Семеном Михайловичем, были для комкора неутешительными. Новым командиром казаков с 4 ноября (1943 года. – Б. С.) стал И. А. Плиев».

Кстати сказать, всего за два месяца до бесславного фиаско генерал Кириченко удостоился благодарности в приказе Верховного Главнокомандующего от 30 августа 1943 года за действия его группы при освобождении Таганрога. По утверждению авторов книги «Советская кавалерия», в результате боев в период с 26 по 31 августа 1943 года 4-й гвардейский кавкорпус захватил более 2 тысяч пленных, 30 складов, 45 орудий, 11 танков и 100 автомашин. Можно предположить, что эти данные не более достоверны, чем сведения о пленных и трофеях, содержавшиеся в рапорте комкора о бое под Кущевкой. Здесь интереснее другое. Неужели за два месяца Кириченко настолько изменился, что удостоенного высочайшей благодарности генерала пришлось срочно отстранять от командования? Думаю, причина столь скоропалительной отставки заключалась в недовольстве Сталина тем, что советским войскам не удалось с ходу ворваться в Крым. Вот и сделали Кириченко козлом отпущения. А не будь этой случайности, глядишь, Николай Яковлевич благополучно довоевал бы до конца войны и, как его преемник Плиев, стал бы дважды Героем Советского Союза.

Что же касается командира 12-й кавдивизии, ставшей 9-й гвардейской, генерал-майора Б. С. Миллерова, то он благополучно дошел до Берлина, командуя в последние недели войны 4-й гвардейской кавалерийской дивизией. Правда, 30 апреля 1945 года он все-таки был заменен – за неделю до окончания боев совету полковника Бардадина все-таки последовали. А другой комдив, И. В. Тутаринов, успешно продолжал служить после войны и к 1968 году дорос до генерал-полковника.

В период Великой Отечественной войны, да и позднее в советских штабах существовала всеобщая круговая порука. Далеко не один Н. Я. Кириченко отличался недостоверными донесениями. Чем-чем, а уж этим-то Генштаб Красной армии и руководство Наркомата обороны удивить было трудно. Дальше мы убедимся в этом на примере Западного фронта. Здесь же я приведу пример с другого фронта – Волховского. 10 марта 1942 года начальник Особого отдела 59-й армии майор госбезопасности Мельников сообщал Маленкову о том, как генерал-майор И. В. Галанин и командиры дивизий после провала наступления пытались скрыть масштаб неудачи посредством очковтирательских донесений: «командование 59 армии, зная о том, что 377, 372, 374 и 378 стрелковые дивизии активных действий не ведут и фактически занимают оборону», в оперативных сводках штаба бездействие этих дивизий называет «активным сковыванием противника», «ведением боевой разведки», а также «отражением контратак противника», «не стыдясь сообщать, что дивизии отбивают контратаку одного взвода противника».