Он вылетел из кабинета рукописей, не слушая ответ Татьяны, и помчался в дальнее крыло Эрмитажа, где находился отдел прикладного искусства двадцатого века.

Главная хранительница этого отдела Сильвия Петровна Храповицкая была известна на весь Эрмитаж своим внешним видом и своими чудачествами.

Женщина лет шестидесяти, приземистая и неуклюжая, она зимой и летом куталась в серую вязаную шаль, носила круглые старомодные очки в железной оправе и сверкала металлическими вставными зубами. Сильвия Петровна не признавала никаких авторитетов и запросто могла накричать на директора музея или даже на высокопоставленного московского чиновника. Эта независимая манера едва не стоила ей увольнения, однако руководство музея всякий раз выгораживало Сильвию перед высоким начальством.

Дело в том, что Храповицкая много лет назад совершила настоящий подвиг, вписавший ее имя золотыми буквами на несуществующую Доску почета Эрмитажа.

В те времена, когда нашей страной руководил любитель кукурузы и большой знаток современной живописи, в Советский Союз прибыл с визитом глава одной крупной восточной страны со своей супругой.

Советский руководитель, известный простотой манер и легкостью решений, решил подарить супруге высокого гостя хранящиеся в Эрмитаже украшения из скифского золота, рассудив, что музей большой и от такого подарка не обеднеет. Он уже отдал соответствующие распоряжения, руководство музея страдало, не спало ночей, но ничего не могло поделать – власть есть власть.

Сильвия Петровна тогда была совсем молодой сотрудницей, недавно пришла в Эрмитаж после университета и занималась изучением древнего прикладного искусства под руководством знаменитого профессора археологии. Накануне визита иностранного гостя профессор заболел, возможно, он просто не хотел присутствовать при позорном событии, и молодая Сильвия работала одна в специальной кладовой. Уйдя вечером с работы, она в полном соответствии с инструкцией кладовую заперла, однако на следующее утро на работу не явилась.

Утром музейное начальство впало в тихую панику: скоро должны были прибыть высокие гости, а Сильвия не пришла и не принесла единственный набор ключей от железных дверей кладовой!

Сильвию искали по всему городу.

Дома ее не оказалось, родные сказали, что она уехала на работу – и бесследно пропала.

Московский гость рвал и метал, но сделать ничего не смог: не резать же дверь автогеном в присутствии иностранной делегации!

В общем, музейные экспонаты были спасены, а Сильвия Петровна объявилась через несколько дней. Выяснилось, что по пути на работу она сломала ногу и попала в больницу.

Для порядка ей вкатили строгий выговор, но все сотрудники Эрмитажа приходили потом, чтобы пожать руку смелой девушке.

Вот к этой-то героической особе и пришел сейчас Дмитрий Алексеевич.

Поздоровавшись с Храповицкой, он показал ей фотографию кинжала и спросил, что ей о нем известно.

– Что известно? Все известно! – отмахнулась Сильвия Петровна. – Ерунда, совершенно нестоящая вещь! Только место в хранилище занимает! Поздняя копия старинного оружия, тридцатые годы прошлого века, изготовлена в нацистской Германии по заказу Гиммлера. Может быть, для кого-то этот кинжал и имеет исторический интерес, но только не для меня. Я всех этих злобных клоунов на дух не выношу и никакой исторической роли за ними не признаю. Моя бы воля – не держала бы такую дрянь в Эрмитаже, но вы же понимаете – все, что к нам однажды попало, автоматически приобретает музейный статус и хранится вечно…

– Вы уверены, что кинжал поддельный? – уточнил Старыгин.

– Не только я – все эксперты того же мнения, – ответила Сильвия Петровна. – Это доказывается анализом сплава и способом обработки. Впрочем, вы зря называете его подделкой. Это не подделка, а копия, применявшаяся Гиммлером в ритуальных целях. Ну, знаете, вся эта дешевая мистика – Черный орден, Кровь и Почва…

– В таком случае как этот кинжал попал в Эрмитаж?

– Обычная история. Некий генерал во время войны нашел кинжал в занятом нашими войсками замке, ну и решил, что это – старинное и очень ценное оружие. После войны передал его в музей, а ему не стали возражать – героический военачальник, большой человек – и приняли кинжал на хранение. О возврате его в Германию вопрос не стоял, поскольку никакой художественной ценности кинжал не представляет, ну вот и попал в мой отдел… если хотите, можете взглянуть!

Сильвия Петровна провела Старыгина в помещение запасника, открыла один из шкафов и показала ему кинжал.

На первый, да и на второй взгляд это была точная копия того самого кинжала, который достался Несвицкому от покойного Куницына. Того самого кинжала с итальянской картины.

Только их разделяли тысячелетия.

– Вы позволите мне на несколько дней позаимствовать этот кинжал? – спросил Старыгин. – Он нужен мне для работы.

– Ради бога! – Храповицкая передала ему клинок. – Я же говорю – никакой художественной ценности он не представляет. Только, само собой, не выносите его из музея, иначе мне не оправдаться. Вы же знаете, как у нас с этим сейчас строго!

– Само собой! – пообещал Старыгин, пряча кинжал за пазуху.

От Сильвии Петровны, прежде чем вернуться в свою мастерскую, он заглянул к Несвицкому.

Святослав не был, как обычно, погружен в работу. Он сидел за столом, глядя прямо перед собой растерянно и удрученно, и очень обрадовался Старыгину.

– Митя, я все-таки принес сюда этот кинжал, – проговорил Несвицкий, едва Дмитрий Алексеевич вошел к нему и закрыл за собой дверь. – Понимаешь, очень все как-то подозрительно. Какой-то странный журналист, потом – я тебе говорил, жена жалуется, домой кто-то приходил, якобы по поводу электричества, но тоже очень странный… да и собака последнее время беспокоится…

– Ну да, а уж после истории с Илоной…

– Ну вот, я и принес кинжал сюда, на работу… – он выдвинул ящик стола и показал Старыгину продолговатый сверток.

– Ты думаешь, здесь он будет в безопасности? – с сомнением в голосе осведомился Старыгин.

– По крайней мере, его не будет у меня дома. Честно говоря, меня гораздо меньше беспокоит безопасность этого кинжала, чем безопасность моей семьи.

– Это правильно. – Старыгин задумчиво смотрел на кинжал. – Понимаешь, что мне кажется… только не думай, что я сошел с ума… мне кажется, что того человека, который охотится за кинжалом, связывают с кинжалом какие-то мистические нити. Он каким-то образом чувствует, где находится кинжал, – как лозоходцы чувствуют сквозь толщу земли воду или клад…

– Знаешь, Митя, раньше бы я поднял тебя на смех, – тихо ответил Святослав. – Но после событий последних дней я готов поверить во что угодно. Только посоветуй – что мне делать?

– То, что ты принес кинжал в Эрмитаж, – это правильно. Но держать его в собственном столе… черт его знает, к чему это может привести!